Известие и якутатской трагедии как громом поразило русские колонии. Следом за этой новостью появились слухи о том, “что чугачьцы и калоши хотят пуститься в Кадьяк и овладеть Павловскою Гаванью”. Всеобщее возбуждение было таково, что “лишённый чинов дворянин Борисов”, взятый на службу РАК в качестве морехода, затеял сместить за бездеятельность перед лицом опасности правителя Кадьякской конторы И. И. Баннера, “обратить церковь в крепость и словом, – как доносил министру коммерции Н. П. Румянцеву с Ситки Н. П. Резанов, – такие чудеса творит, что с ним совладать не можно”. 35 В Ново-Архангельске А. А. Баранов, узнав в ноябре 1805 г. о разгроме Якутата, выслал туда на разведку четыре трёхлючные байдарки. Две из них были захвачены индейцами, убившими при этом 6 партовщиков. Возвратившиеся подтвердили истинность страшной новости. Получив это подтверждение, Баранов намеревался в марте 1806 г. выступить в Якутат на судне “Ростислав” с командой в 25 человек при 4 пушках. Поход этот он расценивал, как своё последнее дело на службе РАК и “по выполнении сего намерен он был возвратиться в Россию непременно”. 36 Однако уговоры Н. П. Резанова убедили его отложить свою отставку до прибытия назначенного ему преемника, а здраво оценив свои силы и общую обстановку в колониях, отказался Александр Андреевич и от похода на Якутат.
Положение действительно было трудным и взрывоопасным, а в свете недавних событий не казался фантастическим даже слух о нашествии колошей на Кадьяк. Н. П. Резанов описывал сложившуюся зимой 1805-1806 гг. ситуацию в самых мрачных тонах: “Из Кинайской губы также и из Чугачьской с Нучека получены известия, что чугачи и медновцы грозятся истребить руских. Кинайцы стали уже показывать в обхождении холодность, жалуясь, что табаком их не потчуют. Малахов и Репин в обоих сих укреплениях начальствующие просят помощи. Им послано с Кадьяка 10 человек, а более отделить не можно. Но что ето? – Лишь умножение жертвы!” 37 Зимой 1804-1805 гг. на Медной реке погиб байдарщик Константин Галактионов; неспокойно было и в Проливах. Ново-Архангельску грозил голод и в нём с трудом могли набрать команду на судно “Юнона” для плавания за продовольствием на Кадьяк. Ни о какой карательной экспедиции в Якутат не могло быть и речи. С возмездия “бунтовщикам” Баранов перенёс всё своё внимание на помощь пленникам индейцев. Он принял переданные ему условия их освобождения и готовился переслать выкуп, одновременно оказывая давление на тойона Фёдора с тем, чтобы он отпустил хотя бы часть из них без всякой платы. 38 Однако вскоре произошли события, которые внезапно сорвали осуществление этих планов.
Слухи о захваченном тлухеди богатстве, равно как и известия о их слабости, побудили южных соседей Якутата попытаться отобрать у них эту добычу. Главную роль в походе сыграли акойские тлукнахади, одним из влиятельных вождей которых был Джиснийя (Честныга), – пожалуй, наиболее ловкий и изворотливый тлинкитский предводитель своего времени. В 1802 г. он атакует партию Кускова, угрожает Якутату; в 1803 г. враждебная активность Акоя заставляет Баранова подумывать о нанесении упреждающего удара, но в 1804 г. сын вождя оказывается среди тех “сыновей Тойонских”, которых “случайно захватил” А. А. Баранов 39 и Честныга тут же меняет ориентацию. Он присоединяется к походу против Ситки в качестве толмача-посредника и за оказанные услуги в конце августа 1805 г. получает из рук только что прибывшего в колонии Н. П. Резанова “медаль императорскую”. 40 Учитывая эти подробности биографии акойского тойона, А. В. Гринёв выдвинул предположение о том, что, возможно, “именно по просьбе А. А. Баранова Чесныга возглавил военную экспедицию акойцев на “мятежных” якутатских эяков.” 41 Подобную возможность не следует сбрасывать со счетов, однако необходимо иметь в виду, что в переписке Александра Андреевича с И. А. Кусковым сквозит явное недовольство действиями Джиснийи в Якутате. 42 Возникают в таком случае и некоторые затруднения с хронологией. О разгроме Якутата на Ситке стало известно только после возвращения с Кадьяка “Юноны” 12 ноября 1805 г., но подтверждения тому Баранов не получил ещё и в феврале следующего года. Н. П. Резанов писал директорам РАК 15 февраля 1806 г.: “Юнона привезла из Кадьяка крайне дурныя вести… что колоши в Якутате всех Россиян, числом с жёнами и детьми в сорок человек перерезали и заняли крепость нашу… Буде слухи о Якутате справедливы, то… не знаем мы теперь, не истреблена ли и вся партия наших Американцов до 300 человек… ибо им мимо путь лежал.” 43 Тем временем, первый поход акойцев против тлухеди состоялся зимой, последовавшей непосредственно за уничтожением русского поселения, то есть зимой 1805-1806 гг., а готовиться к нему тлукнахади явно начали до того, как с Ситки к ним могли поступить какие-либо просьбы или требования. Для повторного же похода никаких особых подстрекательств и не требовалось: потерпев поражение, тлукнахади жаждали мести. Похоже, что вожди Акоя действовали самостоятельно и эти их независимые действия явно сорвали всякую возможность освобождения русских пленников за выкуп или при помощи дружественных предводителей куашккуанов. А. А. Баранов, судя по его письму к И. А. Кускову, посланному с Кадьяка уже летом 1807 г., был просто взбешён, получив известия о “безчестном поступке” Честныги, отнявшего русских пленников у Фёдора. 44 Дело их освобождения теперь необычайно затруднилось: прежних хозяев, людей тлухеди, более не существовало уже весной 1806 г., а невольники, сменив владельцев, оказались разбросанными по разным селениям Акоя и Якутата. Причиной всех этих неожиданных осложнений был поход против тлахаик-текуеди, организованный акойскими тлукнахади и их союзниками.
Индейские предания рассказывают, как Люди Серебряного Лосося (тлукнахади) “подняли различные племена и раздали им тинна-ятхи (медные пластины)… Они уплатили им, чтобы они сражались за них.” 45 Против тлахаик-текуеди объединились воины семи кланов, среди которых называют куашккуан, коскеди, хаткаайи и дакудентан. “Жёны их говорили им перед выступлением: “Приведите детей пяти-шести лет и добудьте якутатские корзины, которые там делаются просто превосходно.” 46 Во главе похода, состоявшегося зимой 1805-1806 гг., стоял вождь тлукнахади Ку’эхих.
Союзному ополчению не удалось застать своих врагов врасплох – тлухеди успели укрыться за стенами Орлиной Крепости. “Зять мой, мы пришли угостить тебя черникой,” – крикнул Ку’эхих, подразумевая под этим пули. “Откуда принёс ты эту чернику? – в свою очередь прокричал ему Лушвак, – На какой войне добыл? Я взял свою чернику в русской крепости и она крупнее твоей. Сейчас мы накормим вас ею.” С обоих сторон поднялась пальба, но осаждённые недолго поддерживали перестрелку и вскоре укрылись в своих подземных убежищах. Тлукнахади, озадаченные молчанием форта, посчитали, что все защитники его уже убиты. Они проникли за частокол, приблизились к домам, влезли на крыши. Тогда-то затаившиеся тлухеди дали залп и вышли из своих тайников. Первого тлукнахади убил через щель в крыше Саден, племянник Лушвака. Сам Лушвак убил семерых. Защитники Чак-Ну одержали полную победу. Немногим пришельцам удалось выбраться из западни. Среди самих тлухеди, согласно преданиям, погиб лишь один человек – их шаман, и пал от случайного выстрела своего же сородича. В бою пал один из предводителей тлукнахади – вождь по имени Дехуду’у (Куплены Два Раба). “Довольно убивать, позволим им уйти”, – воскликнул, наконец, Лушвак. 47