26 июня один из больных цингой вышел из крепости “попользоваться воздухом” и саженях в ста от берега заметил залёгших в траве двух индейских воинов с ружьями. Поспешно вернувшись в крепость, промышленный поднял тревогу и в лес был послан отряд в 40 человек “чтобы отхватить передовых удальцов сих.” Однако индейские лазутчики успели скрыться в чащобе, а русский отряд на обратном пути “видел многие следы на траве и преследуя нашел, что речка [Колошенка, ныне Indien-River] вброд перейдена и пройдено падью между гор, куда уже они пуститься не смели.” 74 Этот случай ясно показал, что тлинкиты не оставили планов уничтожения Ново-Архангельска и их вооружённые отряды кружат в его окрестностях, выжидая удобного случая для нападения. Чтобы предотвратить возможную атаку, был “умножен на горе кордон”, а на эленге установлены пушки.
Тлинкиты же продолжали навещать русское заселение, прибывая группами по 10-15 человек и осматривая при этом “пристально укрепления наши”, как отмечал наблюдательный Н. П. Резанов. Поселенцам приходилось постоянно держать оружие наготове: “На эленг не иначе ходят, как с заряженными ружьями так как и в лес для рубки бревен и зжения уголья и для всех работ берутся равныя предосторожности.” 75 Не принесли успокоения и новости, доставленные на Ситку в начале июля американским капитаном Брауном с судна “Ванкувер”. Он сообщил, “что нигде в проливах как ни многолюдны жилы не видел он мужеска пола, ни в Хуцнове, ни в Чилихате. Многие из тамошних и Ситкинских старшин как слышно отправились в Кайганы уговаривать и их в долю на приз Ново-Архангельска, убеждая что буде не помогут они истребить нас, то мы и в Кайганах водворимся.” 76 Ситуация слишком напоминала 1802 г. и всякая мелочь казалась зловещим предзнаменованием. Когда четыре индейца в каноэ приблизились для торга к “Ванкуверу”, Н. П. Резанов тотчас резко заявил капитану Брауну, “что под своими пушками мы етой наглости ему не позволим.” Возможность антирусского союза колошей и иностранцев, при всей своей маловероятности, оставалась постоянным кошмаром администрации РАК и лично Резанова. Когда же чуть позже в крепость “погостить” прибыли пятеро тлинкитов с шестью своими женщинами, то Баранов не преминул воспользоваться случаем, чтобы лишний раз попытаться проникнуть в замыслы индейцев: “Александр Андреевич залуча их удерживает [как потенциальных заложников на случай поимки собственных лазутчиков – Авт.], а между тем послал своих в крепость к ситкинцам разведать.” 77
Лето 1806 г. выдалось настолько горячим, что Н. П. Резанов в письме к директорам РАК от 2 июля, не сдержавшись, взывает к ним с неподдельным отчаянием: “Бога ради приступайте скорее к подкреплению края людьми. Испросите у Государя из Иркутского гарнизона 25 рядовых с барабанщиком и нижними чинами с одним офицером, который мог бы из сержантов заступить, ето можно, лишь бы трезвый и добрый человек был, и 25 или 30 ссыльных и отправить их сюда первым транспортом.” 78 На Резанова, как и на прочих колонистов, особенно угнетающе действовал факт отличного вооружения “дикарей”, а потому он настойчиво просил и Главное Правление, и лично министра коммерции Н. П. Румянцева позаботиться о доставке оружия, в частности мортир, с помощью которых можно было бы успешно штурмовать тлинкитские крепости: “Одна бомба к ним брошенная понизила б гордость народов сих, которыя выстроя из мачтового в три ряда лесу крепости и имея лучшия ружья и фалконеты считают себя непобедимыми.” 79
30 сентября 1806 г. А. А. Баранов покинул Ситку, оставив заселение на попечении И. А. Кускова, своего ближайшего сподвижника. Ивану Александровичу пришлось столкнуться с немалыми трудностями, управляя “пьяной республикой”, как именовал Ново-Архангельск в одном из своих писем Н. П. Резанов. Хотя Кусков, благодаря ходатайствам Баранова и Резанова, и получил золотую медаль на Владимирской ленте и звание коммерции советника, в столкновениях с буйными промышленными и своевольными морскими офицерами ему не раз приходилось не только выслушивать откровенную брань в свой адрес, но и пускать в ход кулаки ради самозащиты. 80 Сама личность Ивана Александровича вызывала у современников противоречивые оценки. Н. П. Резанов отзывается о нём в самых лестных выражениях, отмечая “способность, его бескорыстие, предприимчивость и опытные сведения”, а также трудолюбие и “честные правила”. 81 Куда более резок в своих суждениях Г. фон Лангсдорф, полагавший, что Резанов был чересчур доверчив по отношению к “какому-то прикащику К…, двуличному и бесчувствительнейшему человеку, до безнравственности которого не достигают даже личности, созданные Шекспиром.” 82 Но каковы бы ни были моральные качества Ивана Александровича, можно вполне согласиться с Резановым в том, что на доверенном ему посту правителя Ново-Архангельска (как, позднее, и в калифорнийском селении Росс) он был тогда действительно незаменим. Тотемский мещанин стал в Америке не только зверобоем и путешественником, но ещё дипломатом и воином. Ему приходилось не только держать в повиновении алеутских партовщиков и отражать нападения индейцев, но и путём различных уловок добиваться своего на переговорах с искушёнными в красноречии тлинкитскими вождями, а позднее и с чиновниками испанских колоний. Стремление достичь преимуществ на этом поприще и привело его, вероятно, к браку с знатной индеанкой, происходившей, по косвенным данным, из племени цимшиан или белла-белла. 83 В крещении она была названа Екатериной Прохоровной. По свидетельству очевидцев, Кусков “сам рассказывал неоднократно, что поступил так по политическим видам… все народы, обитающие вплоть до Нутки, приезжали к нему с почтением, привозили разные провизии, а жене его, одноземке своей, доставляли всякий раз значительные подарки.” 84 Первый биограф Кускова, вологодский краевед Е. В. Кичин, сообщает также, что индейцы не раз собирались убить Ивана Александровича и что “спасением от таких злоумышлений он обязан своей жене.” 85
Весной 1807 г. тлинкиты, “собравшись из Чильхата, Стахина, Хуцнова, Акоя и других мест, под предлогом промысла сельдей”, как и в минувшем году наводнили Ситкинский залив. Заняв мелкие островки, во множестве усеивающие бухту, они “сим положением стращали и угрожали осаждённых.” 86 Союзные силы насчитывали около 2 000 воинов на 400 боевых каноэ. Им удалось захватить нескольких Алеутов, которых пытались склонить к измене, обещая сохранить им жизнь и даже наградить, если они окажут помощь в захвате русской крепости. Однако пленникам этим, судя по всему, удалось бежать. Особенно ободряло индейцев отсутствие в Ново-Архангельске “уважаемого и страшнаго для них Баранова”. Жившие в крепости “колошенские девки” привлекались тлинкитами для сбора сведений о противнике: навещавшие их родственники осведомлялись у них при встрече “о числе… людей и силе крепости.” Фактически перекрыты были все пути снабжения Ново-Архангельска продовольствием – рыболовецким артелям было небезопасно выходить на промысел.