- Нужно обработать и перевязать, - предлагаю я, но понимаю, что здесь в подвале мы явно не найдем ничего, что смогло бы ему помочь. Надо отсюда выбираться поскорее.
- Идти можешь? - он смотрит мне прямо в глаза и я немного прихожу в себя от только что пережитого ужаса. Неуверенно киваю и мы поднимаемся вверх по ступенькам.
Наверху три незнакомых мне человека и ... Смолин, которого я меньше всего ожидала тут увидеть. Выходит, что слухи, ходившие о нем вот уже третье десятилетие подряд - не так уж и оторваны от реальности. Вокруг лежит несколько мертвых тел - я насчитываю семерых. Сергей Викторович внимательно осматривает каждого, удостоверяясь, что в живых не осталось никого.
Увидев нас с Максом, он улыбается и чуть рассеянно разводит руками.
- Ну вот тебе, Лада и то, что я говорил при нашей последней встрече. Мы предполагаем, а случай располагает. И вот тебе еще этого человеческого фактора - хоть отбавляй.
С этими словами Смолин так выразительно показывает головой на лежащего на полу Дамира, что я не удерживаюсь и начинаю улыбаться сквозь слезы, текущие в три ручья.
Смолин усмехается и прибавляет:
- И ты еще все волновалась, что мы Яковлева не сможем сместить. Конечно, не так я думал тебя поставить во главе «Хроноса», но все в итоге разрешилось в нужном направлении, не находишь, Лада?
- Да уж, - всхлипываю я, - в офисных интригах я не особо сильна.
От сказанного мной, Смолин прыскает со смеху, но тут же его лицо приобретает серьезное выражение.
- Так, значит поступим вот как. Тебе сейчас надо отдохнуть, прийти в себя, выслушать в свой адрес массу ... заслуженного. А через пару -тройку дней жду у себя. Надо обсудить и твое вхождение в должность и новые полномочия. У меня будут новые проекты, которые я хотел поручить Василевскому, но теперь ими будешь заниматься ты. Так даже лучше.
- Я может уже и завтра смогла бы..., - неуверенно начинаю я, но Смолин решительно против. Да и Макс явно не рад такому энтузиазму с моей стороны, хмурое выражение его лица подсказывает мне, что нам с ним предстоит еще долгий разговор.
- Нет, Лада, давай уж с человеческим фактором будем до конца считаться, Тебе отдохнуть надо, а не геройствовать. И к тому же, - он хитро сощуривается в сторону Макса, -поговорить вам точно будет о чем. Уж явно не о работе.
Сергей Викторович протягивает Максу какой -то ключ и советует увезти меня побыстрее. От волнения я не соображаю, что надо говорить, а что - нет и спрашиваю, поедет ли он с нами.
Смолин качает головой и хитро сощурившись ссылается на какие-то дела, которые надо сделать прямо сейчас. До меня доходит, что под «делами» он имел ввиду тела тех, кто в течение нескольких часов удерживал меня в этом подвале. Люди Смолина тоже остаются с ним.
Как бы я не была напугана, от меня не укрывается то, что Макс очень напряжен и все это время практически молчит. Я догадываюсь, что творится у него в душе, но мне было бы легче, если бы он сказал хоть слово, ну хоть бы уже кричал на меня, ругался. Имеет ведь право. Молчание убивает.
- Не злись, пожалуйста, - тихонько всхлипываю я Максу в футболку. От пережитого у меня кружится голова и походка получается неуверенной и шаткой. Надо спешить и поскорее выбираться из этого места. Слабость накатывает неожиданно и я слегка пошатываюсь - Макс, несмотря на ранение, мгновенно подхватывает меня на руки и несет к машине.
Успокаиваюсь я только оказавшись на переднем сиденье черного внедорожника Макса. В автомобильном бардачке находятся бинты, перекись и порошковые антибиотики - для обработки и перевязки раны вполне достаточно и я принимаюсь за дело.
- Мы уже не знали, где тебя искать, а тут еще этот мудак Яковлев исчез одновременно с тобой, мы по камерам просматривали - вы ехали в лифте с разнице в несколько минут и оба завернули за угол здания. Туда, где камеры не достают. Если б не твой сигнал с часов. - Макс не договаривает и, едва дождавшись, когда я закончу с перевязкой раны, заводит машину и резко вдавливает педаль газа.
Я понимаю, о чем сейчас он только что подумал и не решаюсь ничего ответить.
Большую часть дороги мы едем молча. Макс напряжен, это чувствуется по тому, какими рывками он ведет машину. После нескольких часов пережитого ужаса, я безучастно наблюдаю за дорогой, понимая, что у Макса есть все причины беситься и изводить меня молчанием. Но скорее всего он будет злиться не на меня, а на самого себя - не удержал, отпустил. Об этом мы еще будем говорить дома, а за свои глупейшие действия я готова отвечать. Страх постепенно отступает и на его место приходит чувство стыда от осознания дурости собственного поступка.