– Само твое появление на кладбище с кипой старых писем – уже вопрос, – отзывается Флеминг. – За три года, что длилось расследование, я научился отличать тщательно скрываемое любопытство на лице собеседника от прямого обвинения.
– Я ни в чем тебя не обвиняю, – начинает оправдываться Анна, чувствуя, как щеки заливает удушливой волной стыда. Неужели ее так легко прочитать?
– Ты думаешь, что это я ее убил, – равнодушно утверждает Алан. – Я тебя не осуждаю. Многие так считают, но никто ничего не смог доказать. Ты знаешь не больше других, несмотря на откровения Мириам, оказавшиеся у тебя в руках.
– Алан, я вовсе… – протестует Аннабель, но ее снова бесцеремонно затыкают.
– Брось, Эни. Я не идиот и сразу понял, зачем ты отдала мне письма моей жены.
– Зачем же?
– Рассчитывала на чистосердечное признание либо говорящую реакцию, которая поведала бы тебе мои жуткие тайны. – Мужчина криво улыбается, и выражение его лица становится опасным, ожесточенным.
Аннабель вжимается в автомобильное сиденье, проклиная себя за глупость и наивность. Что бы Флеминг ни говорил, Анна знает больше остальных. Содержимое посланий Мири косвенно указывает на его мотивы. Алан мог желать смерти своей жене, у него были причины, заключающиеся не только в меркантильном интересе. Мириам не была идеальной женой, она совершила много ошибок, в чем откровенно признавалась кузине в своих письмах. Самое последнее Аннабель не отдала Флемингу, осознавая, что может подвергнуть свою собственную жизнь опасности.
Но что, если он догадывается? Или подозревает? Что, если Алан решит избавиться от нее, как от ненужного свидетеля? Она ни словом не обмолвилась отцу о том, куда уходит и с кем. Никто не знает, что они поехали вместе на ферму. Разве что кто-то из соседей мог заметить автомобиль Флеминга, а если нет? То, что Алан связывался с ее боссом по заказу оценки, абсолютно ничего не доказывает. Мириам исчезла из собственного дома, когда ее муж находился там, но полиция не смогла привлечь его за неимением прямых улик. Нет тела – нет дела. Смерть Мири так и осталась чудовищной тайной. Такой человек, как Алан Флеминг, не сломается. Он будет стоять до конца, отстаивая свою позицию.
Анна вздрагивает, чувствуя, как по коже пробегает табун мурашек. Отвернувшись, смотрит в окно, судорожно пытаясь придумать слова, способные заставить мужчину поверить в то, что она не представляет для него угрозу. Солгать не выйдет, Алан слишком хорошо разбирается в людях. Он отличный психолог и раскусит ее лукавство в два счета. Остаются правда и искренность. Флеминг дал понять, что ждет от нее откровенности. Выбор за ней. Дать ему желаемое или…
В действительности никакого «или» не существует. Они оба с самого начала вели каждый свою игру, а значит, кто-то из них должен проиграть. Или уступить.
– Что случилось на ферме, Эни? – бесстрастно спрашивает Флеминг, дав ей возможность сделать это первой.
– Если я расскажу, то смогу рассчитывать на ответную откровенность? – внезапно осмелев, торгуется Анна.
– Один вопрос, – согласно кивает Алан.
Девушка делает глубокий вдох, приготовившись к тяжелой исповеди, но он неожиданно останавливает ее.
– Не сейчас, Эни, – обрубает решительно. – Ты на взводе, перенесла нервный стресс, а я не изверг, чтобы продолжить пытку, хотя, возможно, ты считаешь иначе.
– Мне уже лучше, – слабо возражает Анна.
– Нет, не лучше, – категорично бросает Флеминг. – Я отвезу тебя домой. Накормлю, дам выпить вина, а потом ты мне все расскажешь. Сама.
– Стой… куда домой? – растерянно хмурится Аннабель, даже не успев толком испугаться.
– Ко мне, – невозмутимо отвечает Алан. Окинув пассажирку беглым взглядом, от которого ее бросает в жар, он задумчиво улыбается и снова переключает все свое внимание на дорогу. – Возражения не принимаются. Если откажешься, мы больше не встретимся.
– Похоже на шантаж.
– Это он и есть. Тебе решать, Эни, – передергивает плечами мужчина.
Аннабель застывает, уставившись в одну точку. Сердце гулко бьется где-то в горле. Ладони потеют, в ушах шумит. Девушка с ужасом осознает, что испытывает сейчас вовсе не страх и тревогу. Она в смятении, растеряна и взбудоражена поставленным ультиматумом, но какая-то испорченная часть ее личности охотно принимает подобный поворот событий. Это страшное чувство, похожее на предвкушение. Стыд и смущение накатывают лавиной, когда Аннабель осознает истоки внутреннего противоречия.
Она хочет остаться с ним наедине. С вероятным убийцей, преступником и лжецом. Она готова проиграть, уступить, позволить ему нанести удар первым. Ей жизненно необходимо испытать все, что минуту назад пообещали обсидиановые глаза, прыгнуть без страховки в пожирающую тьму и, может быть, сгореть в полете, так и не достигнув дна.