– Ну, это уж будет, как Бог даст, – беззаботно сказал Аш. – Да и меня отсылают в Гуджарат не на всю жизнь, а на короткий срок, ча-ча, по истечении которого мне наверняка разрешат вернуться в Мардан. И тогда ты возьмешь сколь угодно продолжительный отпуск или выйдешь в отставку, если пожелаешь.
Махду фыркнул и пошел проследить за погрузкой собственного багажа, бормоча что-то себе под нос и явно не убежденный словами Аша.
Той ночью поезд был полупустым, и Аш с облегчением обнаружил, что занимает четырехместное купе один, а следовательно, избавлен от необходимости вести светскую беседу. Но вот колеса завращались, огни железнодорожной станции медленно поплыли назад мимо окон поезда, уступая место темноте, и Аш пожалел об отсутствии попутчика. Сейчас, когда он остался в одиночестве и праздности, оптимизм, поддерживавший в нем бодрость духа последние два дня, внезапно пропал, и он уже не чувствовал прежней уверенности, что проведет в Гуджарате всего год или одиннадцать месяцев. А что, если это будут два года, или три, или четыре? А что, если разведчики по долгом размышлении решат, что вообще не готовы взять его обратно?
Поезд грохотал и трясся, и лампа, раскачивавшаяся при каждом толчке, мерзко воняла, наполняя закрытое купе запахом горячего керосина. Аш встал, увернул фитиль, а потом снова улегся на полку в громыхающей тьме и задал себе вопрос, когда же он снова увидит Хайбер. В следующий миг у него возникло неприятное впечатление, будто в перестуке колес он слышит ответ – резкий, насмешливый голос, повторяющий с раздражающим упорством: «Никогда! Никогда! Никогда…»
Путешествие по железной дороге в Бомбей показалось гораздо более долгим, чем в прошлый раз, когда он совершал такую же поездку пять с лишним лет назад. Тогда он ехал в противоположном направлении – и в обществе Белинды, ее матери и несчастного Джорджа. Пять лет… Неужели прошло всего пять лет? По ощущениям, так все десять… или двадцать.
По идее, с той поры на железных дорогах должны были произойти значительные изменения к лучшему, но Аш не замечал особой разницы. Конечно, средняя скорость в пятнадцать миль в час являлась достижением, но вагоны оставались все такими же пыльными и неудобными, остановки в пути происходили так же часто, и, поскольку прямой поезд до Бомбея по-прежнему не ходил, пассажирам приходилось делать пересадки, как и раньше. Что же касается попутчиков (свободные места в купе недолго пустовали), то общества скучнее было и не представить. Но в Бомбее, где поезд остановился и Аш со слугами и багажом пересел в другой, идущий в Бароду и Ахмадабад, удача улыбнулась ему. Он оказался в одном двухместном купе с тщедушным, безобидным на вид джентльменом, чьи спокойные манеры и кроткие голубые глаза никак не вязались с рыжими бакенбардами и изуродованным ухом. Голосом таким же кротким, как глаза, он представился Бертом Стиггинзом, отставным офицером британского военно-морского флота, а ныне капитаном и владельцем «Моралы», небольшого торгового судна каботажного плавания, стоящего в Порбандаре на западном побережье Гуджарата.
Однако кротость Стиггинза оказалась обманчивой. Перед самым отправлением поезда в купе ввалились два припоздавших пассажира и громко заявили о своих правах на места, якобы незаконно занятые Ашем и мистером Стиггинзом. Оба посягателя были партнерами хорошо известной торговой фирмы и, по всей видимости, слишком хорошо пообедали перед отъездом на железнодорожную станцию, так как были не в состоянии уразуметь, что номер зарезервированного ими купе не совпадает с номером того, занять которое они пытались. А может, парни просто нарывались на драку, и, если они хотели помахать кулаками, Аш с великой охотой пошел бы навстречу их желанию. Но он не успел.
Мистер Стиггинз, мирно сидевший на своей полке, пока Аш и кондуктор безуспешно пытались воззвать к здравому смыслу, поднялся на ноги, когда один из незваных гостей сделал кондуктору подсечку и повалил спиной на платформу, а другой занес кулак, собираясь ударить Аша, бросившегося на помощь кондуктору.
– Предоставь это дело мне, сынок, – посоветовал мистер Стиггинз и без видимого усилия отодвинул Аша в сторону.
Через две секунды задиры лежали на платформе, пытаясь сообразить, что же такое сбило их с ног, а мистер Стиггинз вышвырнул из купе их вещи, извинился за их поведение перед взъерошенным кондуктором, закрыл дверь купе и спокойно вернулся на место.