Дон Анхель посмотрел на него с удивлением, в то время как его жена пришла в негодование.
— Скажите Его Высочеству, что мы весьма признательны ему, — вежливо ответил дон Анхель, — однако уже поздно, сейчас почти двенадцать. Девушки еще очень юные, вы меня понимаете, не правда ли?
Под возмущенным взором сеньоры переводчик предпочел не настаивать и вернулся к столику принца.
«Что себе думает этот мавр, глазея на моих дочерей? Что они бог весть кто?» — восклицала возмущенная донья Канделярия, таща за собой девушек к выходу из кафе.
В течение всего своего пребывания в Мадриде раджа приходил каждый вечер, чтобы посмотреть, как танцует Анита. Он был, наверное, единственным клиентом, который платил за то, чтобы увидеть танцовщиц, а не знаменитых куплетисток, о которых говорилось в афише. Как-то вечером, до выступления девушек и перед появлением доньи Канделярии, которую он явно побаивался, переводчик приблизился к импровизированной уборной.
— Сеньорита, у меня для вас есть кое-что от Его Высочества.
Он передал Аните толстый конверт. Открыв его, девушка увидела, что в нем полно денег. Она молча уставилась на посланца раджи.
— Здесь пять тысяч песет, — продолжал говорить тот. — Его Высочество желает, чтобы вы присели за его столик. Вы же знаете, он хочет всего лишь поговорить…
Во взгляде Аниты читалось унижение, которое она только что испытала. Переводчик показал ей знаком, чтобы она не повышала голос, но было уже поздно.
— Скажите мавру, что я бедная девушка, но с чувством собственного достоинства! За кого он меня принимает? Как он мог подумать, что я могу подсесть к нему за деньги, сколько бы их ни было? Скажите ему, что он свинья! И пусть он не приближается ко мне и не посылает вас со своими подачками!
После представления Анита расплакалась, как полоумная, и все завсегдатаи кафе принялись ее утешать. Среди них была и ее мать, которая объяснила происшедшее Рикардо Барохе так:
— Разве этот принц любит мою дочь? Конечно нет, клянусь Богом, он же магометанин!
— Магометанин?
— Да. Из тех, у кого есть гаремы. Он заберет у нас дочь, и мы ее больше не увидим…
На следующее утро в скромной квартире Дельгадо раздался звонок. Дверь открыла Анита, так как ее мать ушла с сестрой на рынок. Она увидела только цветы, поскольку огромный букет заслонял посыльного, принесшего его. «Ой! Боже мой! Куда я поставлю все это?» Цветы принесли с письмом от раджи. Анита его медленно прочитала, так как с трудом разбирала написанное от руки послание и, кроме того, слишком мало спала из-за опухших от слез глаз. Принц просил прощения: «Я не собирался причинять вам боль, а тем более намекать на что-либо, о чем я даже и не думал. Я прошу вас принять эти цветы в знак моего глубокого уважения к вашей персоне…» Анита присела за стол в маленькой столовой и вздохнула. Потом она снова посмотрела на цветы. Это были камелии.
6
В эту душную бессонную ночь Анита вспоминала о той, когда она тоже не сомкнула глаз, ибо почувствовала себя оскорбленной, обиженной до глубины души человеком, с которым едва познакомилась. Она впервые ощутила себя женщиной, оказавшейся в джунглях с мужчинами. Она сама удивилась такой реакции со своей стороны.
Теперь, по истечении времени, ее поведение казалось ребячеством и она готова была посмеяться над собой.
В эту ночь ее не отпускало чувство вины, не дававшее ей заснуть. Хотя Анита и пыталась прогнать его, оно возвращалось, заставляя думать о том, что ее обольстили. У нее была своя устоявшаяся жизнь, скромная работа, кокетство с Ансельмо Мигелем Ньето, который заявил не только ей, но и Виктории, родителям и подругам, что обожает ее… Весь мир этой ночью казался ей теплым, приветливым, родным. Зачем нужно было появиться какому-то ослепительному мавританскому принцу в ее привычной и счастливой жизни и бросить ее в мир роскоши и экзотики, о котором она ничего не знала и не умела пользоваться его благами?
Анита с достаточной ясностью понимала, что ей не стоит так думать, но в глубине души продолжала сочувствовать себе. Она проявила слабость, вместо того чтобы быть сильной. Она попала в его объятия, в его ложе преждевременно. Она не могла сопротивляться этому. Да, это была ее вина, женщина в таком возрасте уже знает, что делает. Или, по крайней мере, должна знать это. Но и радже следовало бы подождать немного…