Теперь Анита могла спокойно уезжать. Но прежде чем отправиться в обратный путь, махараджа пригласил ее на прощальный обед в честь нового английского гражданского инженера. В столовой дворца Анита не могла не задержаться и не посмотреть на стол из красного дерева, где при случае могли сесть восемьдесят сотрапезников. Стол был великолепно накрыт: блюда из лиможского фарфора, бокалы из богемского хрусталя, серебряные приборы с выгравированной буквой «К», льняные салфетки, подставки под приборы, цветы… Не было упущено ни единой мелочи. Она почувствовала себя чуточку гордой, потому что весь этот великолепный порядок существовал благодаря ей. Это было ее наследие.
Гости стали съезжаться. Некоторые из них стояли, оживленно болтая в ожидании махараджи. Кроме нового инженера был приглашен главный врач госпиталя вместе со своей женой, а также министр Джармани Дасс и капитан Индер Сингх. Через несколько минут появился махараджа, элегантный, вальяжный и совершенно спокойный. Он всегда привлекал к себе людей своей сердечностью и умением сохранять дистанцию. Джагатджит пришел не один, с ним была писаная красавица, его новая любовь, француженка по имени Арлетт Серри, которая приветствовала гостей слабым пожатием руки. Сначала сел махараджа, а потом все остальные. Арлетт была справа от него, на том месте, где всегда садилась Анита, а жена инженера — слева. Испанке досталось место в самом конце стола. Последнее унижение для Аниты, которая сейчас мечтала только о свободе.
Через восемнадцать лет и пять месяцев после своего прибытия в Индию Анита садилась на корабль в Бомбее, чтобы вернуться в Европу. Ей было тридцать пять лет. В ее багаже были украшения, документы, кое-что из мебели, личные вещи, и только один предмет, самый ценный для нее, она предпочитала носить всегда с собой, в своей сумочке. Это была фотография Карана с его подписью, фотография, которая до конца жизни будет с ней.
Перспектива встретиться со своим сыном в Лондоне и снова увидеть родителей по приезде в Испанию радовала ее сердце, но, оттого что она стояла перед фактом необходимости окончательно покинуть Индию, ею овладело смешанное чувство вины и страха. Анита прекрасно осознавала, что в последующем ей придется отказаться от того образа жизни, к которому она привыкла, будучи женой махараджи. На моле, где корабль «Кумбрия» торопился сняться с якоря, она простилась с Далимой, настоявшей на том, чтобы ей позволили сопровождать госпожу до момента их расставания.
— Это тебе, Далима, от всего сердца, — сказала Анита, вручая служанке толстый бумажный конверт. — Это жалованье за последние месяцы и моя благодарность. Слишком мало за то, что ты заслужила. Очень мало.
Далима не хотела брать конверт, но Анита настояла, засунув ей его в сари. Онемев от волнения, служанка стояла как парализованная, пока Анита ее обнимала, крепко сжимая в своих объятиях.
— Прощай, Далима. Если тебе что-нибудь понадобится, ты можешь связаться со мной через дворец. У них есть мой адрес, и они смогут написать тебе письмо для меня. Мне бы очень хотелось получать от тебя новости…
Далима оставалась спокойной посреди того хаоса, который творился на моле. Карканье ворон смешивалось с криками грузчиков и голосами пассажиров. Анита медленно поднялась по трапу. Прежде чем зайти в свою каюту, она снова помахала Далиме, теперь уже в последний раз. То, что увидела Анита, навсегда запечатлелось в ее памяти. Преданная служанка достала из сари конверт, который она только что получила, открыла его, бросила банкноты в море и разрыдалась. Потом, чтобы не видели, как она плачет, женщина закрыла лицо сари.
ЭПИЛОГ
«Кто утрет наши слезы?»
До самого последнего дня жизни Аниты на ее тумбочке стояла фотография Карана, на которой он был запечатлен в тюрбане, украшенном брошью и несколькими перьями, и мундире с поблескивающими наградами Капурталы. Каждый день, просыпаясь и ложась спать, Анита смотрела на мягкие черты дорогого ей человека. Несмотря на то что махараджа женил его в 1925 году, когда Анита покинула Индию, Каран продолжал тайно навещать ее во время своих поездок в Европу. Они встречались в Биаррице, Довиле, Лондоне и Париже. Это были скоротечные и скупые, как слезы святого Лаврентия, свидания, остатки той неистовой страсти, которая когда-то поглотила их. Мало-помалу визиты Карана становились все более редкими, пока он не перестал приезжать к ней, потому что влюбился в одну французскую киноактрису, которой едва исполнилось двадцать лет. Но в воспоминаниях Аниты Каран всегда был ее единственной любовью.