— Он по уши влюблен, — заметил Ромеро де Торрес. — Для Аниты это хороший шанс. Жаль было бы не воспользоваться им… Атмосфера варьете погубит ее в конце концов.
В «Новом кафе» в Леванте и за столиком Kursaal зрел заговор, чтобы облегчить заключение необычного союза. Единственным, кто не соглашался с этим, был Ансельмо Ньето, но он с трудом противостоял энтузиазму остальных. Что мог предложить красавице Аните начинающий художник, у которого не было ни денег, ни титулов? Свою безграничную любовь, которой было слишком мало в сравнении с тем, что готов был подарить ей раджа?
Компания верила в искренность индийского принца. Валле-Инклан позволял себе мечтать вслух:
— Выдадим испанку за индийского раджу, они поедут в Индию, а там по настоянию Аниты раджа поднимет восстание против англичан. Он освободит Индию, и мы, таким образом, отомстим Англии за Гибралтар. — Довольно улыбаясь, он заключая: — Для нас выдать замуж Аниту — это вопрос патриотизма.
Дон Анхель, отец юной танцовщицы, был более крепким орешком. Он оставался невозмутимым, несмотря на богатства принца, но не знал, как выиграть сражение, поскольку и жена, и все, кто его окружал, уже перешли на сторону противника. Донья Канделярия повторяла, что она, как и любая мать, мечтает об одном: как удачно выдать замуж своих дочерей. А какое замужество может быть лучше этого? Конечно, девочка еще очень молода, а претендент «очень иностранный» и на восемнадцать лет старше, но у него доброе имя. Разве можно сравнивать раджу с каким-то никудышным художнишкой, который кружит вокруг ее дочери, как муха?
— Ты бы хотел, чтобы твоя дочь попала к этому голодранцу? Те, в кафе, правы, когда говорят, что атмосфера комедиантов погубит ее в конце концов…
— Он не такой уж голодранец, как кажется… Его родители держат кондитерскую в Вальядолиде.
— Кондитерскую! — с презрением выкрикнула донья Канделярия, передернув плечами, как будто она услышала самую большую глупость в мире.
Чтобы заставить считаться со своим мнением, донья Канделярия прибегла к аргументам, которые, с ее точки зрения, были самыми действенными. Понимает ли ее муж, какое значение имеет для них приданое Аниты, спросила она, а затем объяснила ему, что благодаря деньгам раджи они раз и навсегда могли бы распрощаться с бедностью. А это значит, что у них будет собственная квартира с прислугой и даже экипаж с лошадьми. Они каждый день будут есть мясо, ходить в театр, ездить в Малагу, ужинать в ресторанах, посещать казино, обращаться к лучшим врачам в случае необходимости… Как у Бога за пазухой! Они будут жить в достатке, как и подобает жить Дельгадо де лос Кобосу. «Кирос по третьей фамилии, не забудь», — напомнила ему донья Канделярия. Это была старая фамилия семьи, которую бедный дон Анхель упоминал всякий раз, когда чувствовал себя обделенным судьбой. «После богов — дом Киросов», — ему нравилось говорить так, намекая на герб своей третьей фамилии, которой он очень гордился.
Дон Анхель едва ли сумел бы противостоять наступлению тех событий, которые неизбежно приближались. В Kursaal, превращенном в центр боевых действий и дипломатических конференций, завсегдатаи пытались переубедить отца Аниты и отмести одолевавшие его страхи. Они объяснили дону Анхелю и его жене, что единственное, что должна была сделать Анита, — это сохранить свою религию, никогда не переходить в другую веру и заключить брак в Европе, пусть даже и гражданский. Таким образом, сохранится ее независимость и она всегда сможет вернуться, если совместная жизнь с раджей будет тяжелой и не заладится, во что никто из них не верил.
Донья Канделярия взялась убедить Аниту, чтобы та ответила радже серьезным письмом, в котором она выкажет свою готовность поехать в Париж, но только в сопровождении своей семьи. Она не говорила ни о замужестве, ни о компромиссе, потому что дочь еще не была морально готова к этому, но оставляла дверь открытой для устремлений раджи.
Неожиданно возникла другая проблема: Анита едва могла писать, а сама донья Канделярия была совершенно неграмотной, как большинство испанских женщин того времени. «Мой дарагой Король, — так начиналось письмо, — я отченъ абрадавалась, что с вами всьо в парядке при вашем добром здарове, которое я и себе желаю… Мае в парядке … Сможете ли вы…» Анита вручила письмо художнику Леандро Оросу, который поспешил в «Новое кафе» в Леванте, чтобы показать его своим друзьям-писателям.