— Письмо ни в коем случае нельзя отправлять в таком виде. Оно все испортит, — очень серьезно сказал Валле-Инклан и после паузы добавил: — Давайте напишем нормальное письмо и в нем все ясно изложим радже.
Он принялся за работу, а потом художник Леандро Орос, который был наполовину француз, перевел его и подписал, не опасаясь подделки: «Анита Дельгадо, Камелия». Письмо, которое теперь напоминало избранный фрагмент из антологии поэм о любви, содержало в себе и практическую сторону, которая не оставляла неясностей. Анита сердечно благодарила раджу за приданое и соглашалась стать его женой и королевой народа Капурталы в том случае, если он согласится на некоторые условия. Она просила принца заключить брак в Европе, в присутствии ее родителей, до того как будет совершена религиозная церемония в далекой и сказочной стране. Она готова была поехать в Париж в сопровождении своей семьи и до гражданской церемонии жить вне резиденции раджи, имея служанку-испанку. Таким образом, «чэсть» оставалась незатронутой. «Если принц согласится на все это, значит, он действительно тебя любит», — такой вердикт вынесли все. Валле-Инклан хотел добавить еще одно условие: просить вознаграждение у раджи для него и пяти участников компании, «поскольку, в конце концов, мы станем творцами его счастья и народа Капурталы». Но остальные запротестовали: «Не следует превращать письмо в насмешку».
Письмо было серьезным и, без сомнения, еще больше разожгло страсть раджи. Изобилие деталей, добавленных в послание Валле-Инкланом, придавало ему столько уверенности, что, если бы Анита это знала, она бы, вероятно, возмутилась. Но, как в настоящем любовном приключении, друзья решили отправить его, не читая девушке. Все пятеро, присутствовавшие тогда в кафе, сбросились по пяти-сентимовой монетке, чтобы оплатить почтовые расходы. Так, мимоходом, была решена судьба Аниты Дельгадо.
8
Бомбей. 30 ноября 1907 года. Пришло время продолжить путешествие. Вечером, во время подготовки отправления ночных поездов, вокруг грандиозного здания вокзала Черчгейт, который благодаря своим черепичным крышам скорее походил на готический собор, образовался поражающий впечатление водоворот экипажей, трамваев, такси, рикш, велосипедов и лошадей, сбившихся в кучу.
Они продвигались вперед каким-то непонятным образом, шагая через беспорядок и невообразимый гам. Перед ними ехали три повозки со всем багажом и роскошный экипаж с эмблемой гостиницы, которые пробивали дорогу. Анита, мадам Дижон и Лола, одетые в длинные платья, держа в руках зонтики от солнца, вышли из экипажа и вслед за капитаном Индером Сингхом направились к зданию вокзала. Они резко выделялись на фоне окружающей их толпы. Ошеломленные увиденным зрелищем, женщины на мгновение остановились, не смея идти дальше. Казалось, они были пленницами в море людей, двигающихся во всех направлениях. Кули взваливали баулы и чемоданы себе на голову, продавцы манго, сандалий, гребешков, ножниц, кошельков, шалей, сари зазывали покупателей, чистильщики обуви предлагали свои услуги, как, впрочем, и чистильщики ушей, обувщики, писари и астрологи… Продавцы воды обращались отдельно к мусульманам и индусам: «Хинди пани! Мусульман пани!» Бродячий аскет, так называемый садху, почти голый, с кожей, покрытой пеплом, подошел к Лоле, постукивая своей ложкой, и попросил у нее какую-нибудь монету в обмен на обещание оросить рот андалузки каплями из священной реки Ганг. «Ой, какой ужас!» — вскрикнула девушка, резко взмахнув рукой. Она была явно не в настроении, а на ее лице застыл ужас, как у человека, идущего по минному полю.
Людей было столько, что у Аниты сложилось впечатление, будто весь Бомбей выезжает. С большим трудом им удалось добраться до поезда, чудом не наступив на попрошаек, которые, скорчившись, лежали на полу или дремали сидя, завернувшись в кусок материи. Здесь были целые семьи, расположившиеся со своими циновками и примусами — порой даже на несколько дней — в ожидании поезда или случайного заработка, достаточного для того, чтобы приобрести билеты.
Вагоны были переполнены. Люди карабкались в окна и двери в безнадежной попытке не остаться на земле. В руках у них были куры и даже козы. Мужчины забирались на крыши и дрались за сидячие места, образуя целые людские грозди. Шум стоял оглушающий, однако враждебности, как ни странно, не было, а только суматоха и веселье.
Белые путешествуют в вагонах первого класса, которые оборудованы теми же удобствами, что и большие европейские экспрессы; внутри них едва слышен шум с улицы, а венецианские жалюзи позволяют полностью отделиться от остального мира.