— Я не могу дать задний ход, — сказала она ему. — Я делаю это и для них, — призналась она, имея в виду свою семью. Жребий был брошен.
Ее разбудил холод. Анита не знала, ни в каком поезде она ехала, ни в какой стране находилась. Она так устала от долгого путешествия, что все смешалось в ее голове. Ворочаясь на кровати, Анита пыталась плотнее закутаться в халат. В щелочки вагона, через которые еще вчера пробивалась пыль, сегодня утром проникал холодный воздух. Они уже довольно далеко продвинулись на север, пересекли низины долины реки Ганг, продуваемые ветрами, прилетающими из далеких отрогов Гималаев.
Бросив поспешный взгляд в окно, Анита заметила, что пейзаж изменился полностью: теперь появились зеленые поля с желтыми цветами горчицы и тощие, как тростник, крестьяне, сдерживающие буйволов, чтобы посмотреть, как проезжает поезд. Это не Франция, серая зимой; это полная света Индия. Тем не менее чувствуется такой же холод. Как жаль, что нет газет, чтобы подсунуть их под одежду, приклеив к телу, как во время поездки в Париж! Это безотказное средство от холода, одна из тысячи хитростей ее матери, очень помогло им с сестрой. Поездки в поезде кажутся Аните бесконечными, особенно когда речь идет о том, что надо ехать к своему недостижимому индийскому королю. На этот раз он будет встречать ее на вокзале или поступит, как обычно?
Его не было ни позавчера в порту Бомбея, ни в прошлом году на вокзале Кэ д’Орсэ, когда она приехала в Париж со своими родителями. Вместо себя раджа отправил шофера в «Де Дион-Бутоне», дорогостоящем автомобиле, в котором разместилась вся ее семья, и еще один автомобиль для багажа. Они проехали по левому берегу Сены, потом миновали мост Александра III и пересекли площадь Согласия… Несмотря на моросящий дождь, прогулка показалась ей великолепной, и Анита со своими близкими продолжала с удовольствием осматривать город, как и любая другая семья состоятельных туристов. Но они не были туристами, они были иностранцами, выполнявшими неясную и тревожную миссию. По тому, как вела себя семья Дельгадо, можно было догадаться, что они никогда прежде не расставались надолго, поэтому в тот день все немного грустили от предчувствия неизбежной разлуки.
Париж показался им гораздо больше, чем Мадрид. Он был более просторным, богатым и роскошным, хотя и более грустным. Люди, погруженные в свои дела, шли торопливо, глядя себе под ноги. Соотношение хорошо одетых прохожих и автомобилей было не в пользу Мадрида. Шофер остановился на улице Риволи, возле гостиницы St. James & Albany, в одном из самых аристократических районов города, недалеко от Вандомской площади с ее знаменитыми ювелирными магазинами, такими как «Шоме» или «Картье», где раджа был постоянным клиентом. В холле гостиницы они скорее напоминали семью эмигрантов, приехавших в поисках работы, а не гостей столь важной персоны. Они вошли в лифт, с испугом глядя друг на друга, потому что впервые пользовались таким изобретением техники. Ловкость, с которой лифтер, одетый в белую униформу, обращался с бронзовыми ручками, успокоила их, но всякий раз, когда лифт слегка подпрыгивал, проезжая этаж, девушки вскрикивали, а родители робко хватались за стены, как будто это могло спасти их в случае аварии, которая, впрочем, была маловероятна. Они с облегчением вздохнули, когда приехали на третий этаж и почувствовали наконец твердый пол под ногами.