Подумал это тигр и остановился как вкопанный далеко от чесальщика хлопка. А у того душа ушла в пятки, он замер на месте. Испугались они один другого и стояли так, не зная, что делать.
Неподалёку в чаще сидел шакал. Шакал увидел, как встретились человек и тигр, и подумал: «Ишь, как они друг друга испугались! Надо бы мне этим воспользоваться».
И шакал осторожно подкрался к тигру и протявкал:
— О бадшах зверей, что ж вы медлите? Обед сам явился к вам, извольте его скушать!
— Ничего ты не смыслишь, глупец! — прорычал тигр. — Ох, беда, плохо мне сегодня придётся! Вон, погляди: на плече у него какое-то новое оружие, я такого ещё не видывал. А вдруг он испробует это оружие на моей шкуре? Тогда не сносить мне головы!
— Ваше величество, — сказал шакал, — прикажите только — и я пойду и уговорю его не трогать вас. Но что вы мне пожалуете за спасение?
— Отдам тебе всю добычу, какая сегодня попадётся мне в лапы, — ответил тигр.
Очень довольный, шакал побежал к чесальщику хлопка и протявкал:
— Эй, человек, что ж ты стоишь перед кровожадным тигром? Уж он тебя из когтей не выпустит — съест непременно!
— Ох, что мне делать? — простонал чесальщик хлопка. — В какую беду я попал нынче утром! Нет мне спасенья. Пропала моя голова.
— А если я тебя спасу, что ты мне за это дашь? — спросил шакал.
— Всё, чего вы пожелаете, шакал сахиб6. Приказывайте!
— Я попрошу не много, — сказал шакал: — всего только два куска мяса из твоих ляжек.
«Ну что ж, два куска мяса — не такая уж дорогая цена за спасение жизни», — подумал чесальщик хлопка и согласился.
Тогда шакал побежал к тигру и сказал:
— Ох, владыка! Уговаривал я его, уговаривал, насилу уговорил не трогать вас. Убегайте отсюда, да поживее. Он за вами гнаться не станет.
Выслушал тигр шакала, успокоился — и наутёк.
А чесальщик хлопка, как увидел, что тигр убегает, обрадовался и возблагодарил судьбу.
Тут к нему подбежал шакал и говорит:
— Эй, человек, я вызволил тебя из беды — теперь выполняй обещание!
— Ладно, — ответил чесальщик хлопка и повалился на землю перед шакалом.
Но только было шакал притронулся к нему, чтобы поживиться его мясом, как чесальщик в ужасе заорал, да так громко, что перепуганный шакал отбежал от него шагов на сто и только тогда остановился и спросил:
— Кто это кричит?
— А тебе на что знать, кто кричит? — отвечает чесальщик. — Ты себе делай своё дело!
— Нет, — говорит шакал, — пока не узнаю, что это за крик, до тех пор не подойду к тебе!
— Ну так слушай, — сказал чесальщик хлопка. — В прошлом году случился у нас в деревне страшный голод, есть было нечего. А тут как раз собака моя ощенилась. Изголодался я. Нечего делать — съел её слепых щенят. За год они у меня в животе подросли и вот теперь лают — наружу просятся.
Собаки — заклятые враги шакалов. Как услышал шакал про щенят, испугался и стал просить:
— Прошу тебя, ради бога, не выпускай ты этих своих собак, пока я не убегу! Век тебя благодарить буду!
— Когда так, убегай, да поживей! — сказал чесальщик.
Шакал со всех ног пустился бежать прочь, а чесальщик направился домой очень довольный, что так ловко выпутался из беды.
Чьи руки краше
На берегу реки Джамны сидели три знатные женщины, плескались водой и хвастались одна перед другой своими руками.
— У меня руки красивые, — сказала одна.
— И у меня красивые! — подхватила вторая.
— А у меня красивей, чем у вас обеих! — сказала третья.
Но вот подошла к женщинам голодная, хромая старуха и попросила у них чего-нибудь поесть. Ничего не дали ей знатные женщины, спросили только:
— Скажи-ка, старая, у которой из нас руки красивее?
— Вот поем немножко, тогда скажу, — прошамкала старуха и побрела прочь.
А подальше на берегу сидела бедная крестьянка. Она до того загорела на работе в поле, что кожа у неё стала чёрной. Старуха и у неё попросила милостыни:
— Изголодалась я! Коли найдётся у тебя какой кусочек, покорми меня!
— Бери, матушка! У меня есть немножко еды, возьми себе половину, — сказала крестьянка.
Старуха поела, попила воды и от всей души поблагодарила крестьянку. Потом взяла её за руку, привела к трём знатным женщинам и сказала:
— Вот теперь я скажу, чьи руки краше. Чёрные-пречёрные руки вот этой бедной женщины, что накормили меня, голодную и хромую старуху, в тысячу раз прекрасней ваших белых-белых, холеных рук!