Расставаясь, Сундарар сказал мне, что задержится подольше в Бенаресе. Говорит, что Арджуна просил подождать его здесь. Как только, говорит, будет выпущен из темницы, сразу придет в Бенарес. Лишь бы он освободился из темницы – физической и духовной, в которую попал. Освободится ли он и когда освободится из этой двойной темницы?
Твой Пандава
23
Рама Сисодия пишет Халилу Сеад–Едину в Дели
Салам, сахиб{125}.
Приклони ухо твое и послушай сейчас кое‑что об исламе на Балканах. Знаю, что это будет тебе приятнее, чем прения во фракциях Конгресса.
Отхлынули мутные потоки ислама с Балкан и вернулись в свое русло. От этих потоков остались там только омуты и лужи. После Стамбула и Едрена{126} я к омутам отношу Скопье и Сараево. Остальное все мелко, как лужи.
Были мы в Скопье и Сараеве. Оба города являют собой архитектурную смесь Азии и Европы. И потому весьма интересны. Но Европа начинает отвоевывать у Азии дом за домом и улицу за улицей. К сожалению, даже без сопротивления мусульмане как представители Азии начинают сдаваться, а кое–где даже и состязаться с Европой в европеизме. Например, мы удивились, когда увидели в Сараеве, как мусульмане, а не христиане воздвигают первый в этом городе небоскреб. Ты слышал о Сараеве. Это тот город, в котором вспыхнула первая искра, сжегшая мир в пламени минувшей мировой войны. Некий немецкий раджа был убит в этом городе каким‑то парнем, и Европа сочла это достаточным поводом для мирового кровопролития, в котором самих европейцев пострадало более тридцати миллионов. Но пострадало и нас, индийцев, немало. И так Европа, всегда отменно готовящаяся к драке, сразу нашла искру, подавшую ей сигнал к началу. У нее все идет по человеческому расчету, без оглядки на огромную молчаливую вселенную и на Того Огромного, Которого и не видно за вселенной.
Скопье известно как давнишняя столица самого сильного сербского махараджи Душана. Мусульмане в Скопье и Сараеве одинаковы только по вере, а в остальном очень различаются. Скопские мусульмане в большинстве своем чисто азиатского происхождения и говорят или на турецком, или на арабском, или по–черкесски. Конечно, сейчас они выучили и сербский. Мусульмане же сараевские — чистые сербы по крови и языку, а также по многим обычаям. Они не говорят ни на турецком, ни на арабском, но на сербском, причем на чистейшем сербском. И ходжи, читающие арабский Коран, не понимают того, что читают. Это потурченцы, точно так же, как многие наши мусульмане в Индии потурченцы. Хотя они и говорят на индостанском языке, все же они мусульмане. Материнский язык, но чужая вера. Благодарение богу Индре, что у меня нет этой двойственности. Но я индус и по породе, и по вере, и по языку. А ты, Халил? Разве ты порой не чувствуешь угрызений совести из‑за того, что зовешься Халилом, а не, скажем, Вивеканандой? В остальном ты избавился от этой раздвоенности тем, что уверил себя, что ты никакой не «потурченец», а араб — с арабской кровью, но без арабского языка. То есть ты не потурченный индус, а арабский завоеватель Индии. Таковы и эти мусульмане: одни потурченные христиане, а другие — эпигоны завоевателей Балкан под Муратом, Баязитом, Мухаммедом, Сулейманом{127} и другими султанами; азиаты по происхождению. И те и другие до последнего времени жили в своей замкнутой среде. Восток царил у них в доме, Восток в мечети, Восток в душе. Имели они свои гаремы, так же как в Индии. Такие гаремы были заимствованы и нами, индусами, в старые времена, когда мусульмане покорили Индию. Индийские женщины, чтобы сохранить себя, запирались в гаремах, по–нашему называемых зенанами{128}, и закрывали свое лицо яшмаком{129}. К счастью, это время страха и тирании прошло и нам больше не нужно держать зенаны.
Думай как хочешь, Халил. Но знай, что ислам — это простая вера для простых воинов, которые не размышляют, а ждут приказов. Никогда индусы и христиане не смогут удовольствоваться этой верой, которая только приказывает, но не объясняет; то есть не объясняет ни внутреннее существо Бога, ни существо человеческое. Это вера без теологии и психологии. Потому простые мусульмане удивляются, когда христиане и индусы говорят о Троичном Боге и троичном человеке. Знаю, что осознание этого и заставило тебя обратиться к персидскому мистицизму. Но из‑за этого ты испытываешь неприятности со стороны правоверных ходжей и дервишей.