— Нет, — признался Лебедев.
Он был так поглощен своими музыкальными делами и впечатлениями от страны, что почти ничего не успел узнать о делах политических.
— Удивительно! Кто же не слыхал об этом скандальном деле!.. Существовало государство Карнатик, в его состав некогда входил и Мадрас. Повелитель этого княжества, навваб Аркотский 20, расточительный, падкий до роскоши и всевозможных развлечений, по уши завяз в долговой кабале у Бенфильда, так что теперь уже не Мадрас входит в состав Карнатика, а скорее наоборот: Карнатик является частью английской провинции Мадрас… — Он засмеялся, довольный своей остротой.
— Всё, что вы рассказали, очень интересно! — воскликнул Лебедев. — Но какое отношение имеет Бенфильд к здешним голодающим?
— Прямое! Селение это находится тоже на территории Карнатика. Сбор налогов здесь дан на откуп Полю Бенфильду. Урожай или недород — сборщики податей забирают всё, что находят в убогих хижинах. За развлечения и грехи навваба расплачиваются эти несчастные… Теперь, надеюсь, вам понятно всё.
— Да… — молвил Лебедев задумчиво. — Если не все, то, во всяком случае, кое-что.
Водворилось молчание. Вдруг Деффи обратился к Хаафнеру:
— Но вот что мне хотелось бы знать. Ваши соотечественники — голландцы тоже имеют свою Ост-Индскую компанию. Она владеет обширными землями на Больших и Малых Зондских островах. Каково положение тамошних туземцев?
Хаафнер замялся:
— Видите ли, мне не приходилось бывать на этих островах, и потому я не могу удовлетворить вашу любознательность…
— Жаль, мистер Хаафнер! — заметил ирландец с явной иронией.
Разговор больше не клеился. Хаафнер предложил отправиться на покой.
Все поднялись на рассвете. Лебедев и Деффи распрощались с голландцем, еще раз поблагодарив его за угощение. Лебедев попросил Хаафнера заехать по пути в голодающее селение и оставить там немного съестных припасов. Голландец пообещал, но не слишком охотно.
— Не заедет он туда! — заметил Деффи, когда паланкин Хаафнера двинулся в путь.
— Неужели? — удивился Герасим Степанович. — Впрочем, может быть, и так… — Он вдруг посмотрел на ирландца и приветливо улыбнулся — А вы молодец, Патрик! Ловко его поддели насчет голландских колоний…
— Побывал я там. На Яве, на Целебесе… Тоже, знаете, не рай земной!
На веранде белела какая-то бумага. Деффи поднял ее. Это было купеческое свидетельство Хаафнера; видимо, голландец обронил его. К сожалению, паланкин уже скрылся из виду.
Скоро и они выехали из шултри. Дорога шла в гору; начался подъем на хребет Восточных Гат. Лебедев ехал молча.
«Так вот он кто, этот Поль Бенфильд! — думал он. — О, теперь понятно, что ему надобно от майсурского султана… Нет, уж в этом деле, во всяком случае, мне нельзя участвовать. Покорно благодарю вас за доверие, мистер Бенфильд!.. «Не выноси сора из избы», — вдруг вспомнил он. — Еще неизвестно, стоит ли жить в такой избе!..»
VIII
Типу-султан
В узкую щель под потолком пробился солнечный луч. Теперь путники уже могли видеть друг друга.
— Вот и утро! — Лебедев старался приподняться, чтобы вытянуть затекшие ноги. — Все-таки веселей…
Ночь они провели в темном, сыром подвале, где невозможно было не только лежать, но и сидеть с вытянутыми ногами. Их заперли вдвоем; куда девали остальных, было неизвестно.
— Жалею, Патрик, что втянул вас в это путешествие!
— Вы здесь ни при чем, — возразил Деффи. — Я не новичок: знал, на что иду.
Герасим Степанович был огорчен. Он не верил россказням, изображавшим майсурского султана кровожадным чудовищем. Но вот на них, мирных путешественников, артистов, у въезда в Серингапатам напали майсурские солдаты, связали и потащили сюда.
Неужели прав этот толстый ворчун — Фаррингтон?.. Нет, не может этого быть! Произошло недоразумение, все разъяснится…
Как бы отвечая мыслям Лебедева, его спутник сказал:
— Все понятно. Около двух лет назад Типу помирился с англичанами. Но это ненадолго. Теперь оба противника готовятся к новому «раунду». Вот нас с вами и приняли за английских шпионов.
— Да, пожалуй, — согласился Лебедев. — Нужно добиться личной беседы с Типу-султаном.
Послышался лязг отодвигаемого засова. Дверь заскрипела на ржавых петлях, вошел мужчина сурового вида, с обнаженной саблей. Связав узникам руки, он приказал им выходить. Те молча повиновались: расспрашивать или протестовать было бессмысленно.