— Прощайте! — откликнулся Фаррингтон.
Когда Герасим Степанович и Сону скрылись из виду, Джекобс спросил толстяка:
— Что вы имели в виду, когда говорили, что ему угрожала опасность в Мадрасе?
Толстяк смутился:
— Так, пустяки… — пробормотал он.
Джекобс посмотрел на него прищурившись:
— Не пытайтесь скрытничать. Тут что-то серьезное…
— Право, ничего особенного, — пытался отвертеться Фаррингтон.
— Имейте в виду, этот русский находится на подозрении. Не завидую, сэр, если вас сочтут его сообщником!
Утром следующего дня Кавери и Сону беседовали в пальмовой рощице на берегу реки, поодаль от центральной набережной. В стороне, спиной к ним, сидела дайя — старуха, под присмотром которой находились танцовщицы.
— Тебе нельзя отлучаться? — спрашивал Сону.
— Да, — кивнула Кавери. — Директор-сахиб никуда не выпускает меня, боится, что я сбегу. Он постоянно пристает ко мне с любезностями, а я чувствую к нему отвращение…
— Он дурной человек! Лучше тебе уйти от него.
— Охотно! — обрадовалась Кавери. — Но как это сделать?
— Подумаем…
— Сегодня утром я боялась, что не удастся выйти. Я сказала, что хочу идти на базар, и он разрешил, отправив со мной дайю.
— Она не выдаст тебя?
— Нет, я ей хорошо плачу. Она уже давно со мной.
— Послушай, Кавери, как ты попала к наввабу?
— Наш сутрадхара 61 решил распустить труппу. Меня он продал во дворец его высочества… Жила я там в роскоши. Навваб старенький и дряхлый, очень любит танцы и музыку. Он подарил мне много драгоценностей. Одного лишь у меня не было: свободы… Нет ее и теперь! Как часто вспоминаю я о тех днях, когда мы бродили из города в город, из селения в селение… У нас было мало пищи, и случалось, что с утра до ночи я не съедала и горсти риса. Но тогда никто не смел мне приказывать или запрещать… Я очень несчастна! Помоги мне, брат!
— Подумаем, — повторил Сону.
Кавери стала расспрашивать о Герасиме Степановиче. Сону рассказал об их жизни, о новом театре…
— Он взял себе жену? — осторожно спросила девушка.
Сону покачал головой. Ведь сахиб прежде был поглощен наукой, а теперь — своим театром и о женщинах не помышляет.
— Странно! — задумчиво сказала девушка. — Таких людей я не встречала… Но это хорошо, что он не взял себе жены.
… В тот же ранний утренний час Джеральд Фаррингтон сидел у капитана Ллойда.
— Ну вот и все! — Ллойд поднялся. — Благодарю, мистер Фаррингтон. Не стану вас больше задерживать… — Он аккуратно сложил исписанный лист бумаги и положил его в толстую кожаную папку.
Фаррингтон поклонился и вышел; физиономия у него была довольно кислая.
— Итак, — обратился Ллойд к сидевшему в другом кресле Джекобсу, — наше досье постепенно пополняется. В надлежащий момент весь счет будет предъявлен сполна.
V
Побег
Постройка театра близилась к концу. Работы оставалось еще дней на двадцать. Сцена была уже почти готова, и Герасим Степанович решил перенести туда репетиции, которые до этого времени происходили у него в саду.
Подготовка спектакля подвигалась быстрее, чем он предполагал. Большинство артистов оказались людьми очень восприимчивыми; они легко справлялись с указаниями режиссера. С оркестром дело шло еще успешнее.
Первая репетиция на сцене была очень торжественной. Актеры репетировали уже в костюмах, не хватало только декораций и кулис.
Голукнат Дас был в восторге.
— Нельзя ли Радхе побывать на одной из следующих репетиций? — спросил он Герасима Степановича.
— О, не нужно этого! — воскликнул Лебедев. — Пусть госпожа Радха посмотрит настоящий спектакль, репетиция только испортит ей впечатление.
Он видел, что Голукнат несколько смутился: ведь индийским женщинам нельзя посещать зрелища вместе с мужчинами. Обычай этот был настолько общепринят, что даже свободомыслящий Голукнат не решался нарушить его.
— Понимаю ваши сомнения, друг мой, — улыбнулся Герасим Степанович. — Однако я нашел выход из положения. В театре будет несколько лож. Одну из них, тщательно скрытую от посторонних глаз, мы отдадим вашей супруге. Что вы об этом думаете?
— Чудесно! — воскликнул ученый. — Это будет для нее большой радостью.
Дома Герасим Степанович и Сону застали гостя. У входа в бунгало на корточках сидел Гопей Подар, терпеливо дожидавшийся их возвращения.
— Что нового? — обратился к нему Лебедев.
— Все готово, сахиб!
— Сколько?