– Женщины в гостиной на втором этаже, – уточнила она и на этом закончила.
Я вынул из кармана письмо и показал ей имя, которым оно было подписано. Я знал это имя наизусть, но во избежание разночтений решил показать его написание. «Вимала Сар, – произнес я. – Пригласите подняться ко мне в номер девушку по имени Вимала Сар».
Она бросила быстрый взгляд на парней, расположившихся на диване.
– Вимала Сар здесь больше не работает, – сказала она. – Уволилась.
– Куда?
– Понятия не имею, – ответила консьержка. – Но у нас есть девушки и покраше ее.
Я подумал, что этим путем мало чего добьюсь. Краем глаза уловил движение парней на диване, но, может быть, мне это показалось.
– Разыщите ее и приведите ко мне, – сказал я быстро, – я буду ждать в номере. – К счастью, в кармане у меня оказались две двадцатки в долларах. Я сунул их под цветные камешки и взял чемоданчик. Пока я поднимался по лестнице, меня осенила убогая мысль, продиктованная чувством страха: – В моем посольстве знают, что я остановился здесь, – сказал я так, чтобы было слышно.
Номер казался чистым. Стены выкрашены в салатовый цвет, на них эстампы с эротическими скульптурами из храмов Кхаджурахо, как мне показалось, но рассматривать их не было сил. Кровать была совсем низкая, рядом с ней продавленное кресло и гора разноцветных подушек. На ночном столике стояли безделушки недвусмысленной формы. Я разделся и достал чистое белье. Ванная представляла собой конуру, выкрашенную эмалевой краской, на двери ее висел плакат с блондинкой, оседлавшей бутылку «кока-колы». Плакат пожелтел от времени и был засижен мухами, блондинка была с прической а-ля Мэрилин Монро, в стиле пятидесятых годов, что лишь усугубляло его неуместность. В ду́ше не было насадки, торчала одна труба, из которой на высоте головы била струя воды, но вымыться сейчас было самым большим моим вожделением: у меня за плечами восемь часов полета, три часа в аэропорту и проезд через весь Бомбей.
Не знаю, сколько времени я проспал. Может, часа два, может, больше. Когда меня разбудил стук в дверь, я машинально пошел открыть, даже не отдавая себе отчета, где нахожусь. Девушка вошла в номер с легким шелестом. Она была невысокого роста, в потрясающем сари. Вся в поту, тушь для ресниц расплылась в уголках ее глаз. Она сказала: «Добрый вечер, мистер, я – Вимала Сар». Она стояла посередине комнаты, опустив глаза и плотно прижав к себе локти, словно я должен был ее оценить.
– Я друг Ксавье, – сказал я.
Она подняла глаза, и на ее лице я прочел удивление. Я взял с комода написанное ею письмо. Она посмотрела на него и расплакалась.
– Как он оказался в этом месте? – задал я ей вопрос. – Что он здесь делал? Где он сейчас?
Она стала приглушенно всхлипывать, и я понял, что задал сразу слишком много вопросов.
– Успокойтесь, пожалуйста, – произнес я.
– Когда он узнал, что я написала вам письмо, он сильно рассердился, – сказала она.
– А почему вы мне написали?
– Потому, что нашла ваш адрес в записной книжке Ксавье, – ответила она, – я знала, что вы с давних лет были большими друзьями.
– И почему он рассердился?
Она закрыла рукой рот, словно чтобы сдержать новый взрыв слез.
– В последнее время он стал невыносим, – сказала она, – он был болен.
– Чем он занимался?
– Торговлей, – ответила она, – не знаю, он ничего мне не рассказывал в последнее время, как будто его подменили, он перестал быть хорошим.
– А торговал-то он чем?
– Не знаю, – повторила она, – он мне ничего не рассказывал, молчал целыми днями, потом внезапно становился беспокойным и срывался по пустякам.
– Когда он приехал сюда?
– В прошлом году, – сказала она, – переехал с Гоа, с ними он вел торговлю, а потом заболел.
– С кем с ними?
– С ними, из Гоа, точнее не знаю. – Она присела на диванчик возле кровати, слезы прекратились, она казалась спокойней. – Давайте выпьем, – предложила она, – в этом шкафчике есть напитки, пятьдесят рупий каждый.
Я подошел к шкафчику и взял бутылочку с оранжевым содержимым, мандариновым ликером.
– Но кто эти люди из Гоа, – снова спросил я настойчиво, – не помните ни одного имени, любое, хоть какое-нибудь?
Она помотала головой и снова расплакалась.
– Они были из Гоа, это все, что я знаю. Он был болен, – повторила она.
Призадумалась и тяжело вздохнула.
– Порой казалось, ему стало все безразлично. Включая меня. Единственное, что его еще как-то приободряло, были письма из Мадраса, но на следующий день он снова становился безразличен.