Поднимается кверху чёлка.
Ветер стонет, тот насмех поднят,
От груди у земли он отнят.
С неба требуя дани синью,
Ястреб гнал с него серость тучи.
Дождь прошёл, но не так, чтоб сильный,
Он и так уж собой измучил.
То — июль. А какого года?
Вне часов всё одно — природа.
И её первозданный почерк.
Человеку дана, как прочерк, -
Посмотреть на ладошки ребёнка и лапы щенка
И исчезнуть потом. Насовсем. На века.
Пропало лето…
А лета не было как будто.
И по колено в мох обуты,
Стоят промокши, тёмны пни.
И хмуро небо, серы дни.
Тот чуб нечёсаный поляны,
И аромат медовый, пряный
Дождями смыт, как след оленя.
Из лужи пил он, на коленях
Стоял, глотал чаинки звёзд,
К луне тянулся не всерьёз,-
Играл, казался в том охочим.
А сыч, что в полночи хохочет
Смолчал, однако в пору ту.
Грустил, что вскорости сметут
Ветра листву с дерев. Земля
В снега оденется… И злясь
Полёвок гнать с полян почал.
Молитвы канувший начАл
Дупла обветренные губы
Простудным голосом и грубым
Шептали долго, ветру вторя.
Пропало лето. Это ль горе?..
Праздное
Не там искали мы свободу,
Не с теми пели у костра.
Когда ходили мы под воду,
Те — пили водку, теша страх,
А после — рифмовали строки,
Как все болтливые сороки,
Что сплетни носят на хвосте.
Но мы — иные, мы не те.
Пусть ветер флаг небес полощет.
Путей мы не искали проще,
Не с транспарантами на площадь
Стремились мы чеканить шаг,
А чтобы было интересно!
Срывались вниз со скал отвесных,
Орлов сгоняли прочь и местных,
Да к ночи жареных наваг
Едали. Медленно снедали
Под это дело комары.
То были Беломорски дали,
Из в Лету канувшей поры.
О той, потерянной свободе
Теперь прознали, через годы.
Себя узнать бы в отраженьи.
Глаза хотя бы, выраженье…
Искать причин тех мыслей праздных
Напрасно. Жизнь идёт под горку.
Но каждый день, то, право, — праздник,
Подчас он сладкий, часто — горький.
Петров батог
Цветок цикория прозрачен на просвет.
Его в земле столь неприметен след.
Он тщится сам, чтоб с синим небом слиться,
А шмель вокруг хлопочет, словно злится:
"Почто же ты, бедовая головка,
Забил её себе совсем не тем?!
Теперь быть нужным — вот она, уловка,
Чтоб быть всегда! Ты ж этого хотел?"
Цикорий призадумался немного,
И лепестки раскрыв навстречу свету,
Подумал, что прекрасней жизни нету,
И принялся, как прежде, на дорогу
Смотреть с улыбкой. И вослед прохожим
Приветы слал. Тем днём одним, погожим.
Цветок цикория… Он на просвет прозрачен,
Но он непрост, хотя и однозначен.
Так будет осенью…
Так будет осенью. И понят тот намёк,
Ковёр листвы уж соткан в одночасье.
Несчастье в том, что созданный начаться,
Конечен мир. А этот лист намок,
От слёз, дождя ли хладного, с полнОчи,
Не мог сдержаться, пал на землю он,
О, лета мёд — он тает, будто сон,
Что снится часто. А сверчок хохочет
Над нами вновь, тон задавая звонко,
Округе. Что ж так долго не давалась
Та малость жизни. Грань ущербна, тонка,
И, — как всегда, — на донце оставалась,
Да недопита. Пусть. "Когда-нибудь…"
То — никогда. Постыло. Позабудь.
Где та боль…
Ветер в спину, и росчерком, серою тушью
Перечёркнуто лето. И грузною тушей
Той, что тучею рыхлой, унылой, дебелой
Навалилось на лес. Утро жалобно пело,
Да не птичьими трелями. Лес голосил,
Перед тем, как упасть. А деревья без сил, -
На колени, до рваных измученных пней.
Сколь той осени надо от лета? Не дней!
Только, часом, меж ними какой договор…
Осень важно шагами измерила двор,
Настелила истрёпанной ветром листвы,
Ветер с нею "на ты"… Может, только кусты,
Пригибаясь к земле, как сумеют, пониже
Переждут непогоду. Природою движет
Нетерпенье людское, — чтоб лето и море.
Им всегда недосуг: где та боль, где то горе…
За горами, далёко? — Молчи, пережди!
Вот и мучают их то ветра, то дожди…
Слова…