Поэтому он и был меченым — наконец–то Лапидус понял, что Манго — Манго имел в виду, когда впервые спел ему свою песенку.
— Двадцать два! — запел Лапидус, вновь беря Манго — Манго за ноги и подтягивая его тело к самой воде.
— И быстро падающие слова! — пел Лапидус, сталкивая тело Манго — Манго в воду ногами вперед, для этого ему пришлось поднапрячься и развернуть тело головой к себе.
— И быстро падающие слова! — пел Лапидус, беря Манго — Манго за плечи и толкая, толкая, толкая в воду.
— И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал! — тихохонько напевал Лапидус, смотря, как тело Манго — Манго, покачиваясь на речной воде, отплывает от берега.
— И еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал! — монотонно перешел на речитатив Лапидус, наблюдая как первая из пираний–пираньюшек вцепилась в бок Манго — Манго, а вторая стала объедать ему лицо, вода окрасилась кровью, появилась третья пиранья, четвертая, пятая… Дальше Лапидус сбился со счета.
— Если хочешь, можешь идти дальше, если хочешь, можешь оставаться, что с того, что мы с тобою меченые надписью зеленой краской «индилето»! — допел Лапидус, смотря, как тело Манго — Манго перестает быть телом, а становится белым обглоданным скелетом, который найдет себе упокоение на веки вечные где–нибудь на дне этой самой реки, хотя навряд ли, думал Лапидус, река размоет скелет, разнесет его на части, череп и кости — все это будет по отдельности, но ведь именно этого хотел Манго — Манго, ты этого хотел? — спросил Лапидус.
— Этого, — услышал он тихий, отдаленный голос.
— Ты доволен? — спросил Лапидус.
— Доволен! — ответил голос, и потом, совсем уже тихо, так тихо, что Лапидус еле разобрал, что он говорит, произнес: — Спасибо!
И тут Лапидус снова завыл, только уже не от беспомощности, а все от тех же злости и ненависти. Он выл и катался по песку, катался по песку и сдирал с себя одежду, тело Лапидуса покрывалось шерстью, уже не только руки и ноги, но грудь, и спина, и ягодицы, и шея, и лицо покрылись серо–бурой волчьей шерстью. Лапидус упал на четвереньки и посмотрел, как его передние лапы уверенно стали загребать песок. «Прощай, Манго — Манго!» — подумал Лапидус и начал свой неистовый бег в сторону Бурга.
Ему надо было найти Эвелину.
Люпус Лапидус искал Эвелину, потому что она знала ответ.
Лапидус Лапидус искал Эвелину, потому что она сказала ему: — Мы с тобой еще встретимся, Лапидус!
И Лапидус несся по шоссе в сторону Бурга. Машины визжали, сталкивались, переворачивались, пытались поймать, убить, переехать Лапидуса, но ни одной это не удавалось.
Лапидус несся огромными прыжками, прямо перед ним уже были окраины Бурга.
Те самые окраины, где вчера его чуть не убила стая малолетних бомжей, этих злобных и беспощадных волчат, с которыми он сейчас расправится, как и положено большому, матерому волку.
Лапидус ухмыльнулся, он вспомнил этот пустырь и то, как он лежал на спине под струями мочи, как бежал под градом камней и под улюлюканье, ему надо лишь замедлить бег, свернуть в сторону, перескочить забор и тогда он может оросить свою пасть кровью.
Лапидус опять втянул своим волчьим носом воздух, опять миллион запахов, самый сильный — тот, что с пустыря, но он ему сейчас не нужен, ему нужна Эвелина, ее он должен искать, вынюхивать. выслеживать в этом городе, в котором так много беспощадных и злых людей, чужих людей, несчастных людей, одиноких людей.
Лапидус еще раз втянул в себя воздух.
Он пытался поймать самую тоненькую ниточку, ту, на конце которой где–то сейчас болталась Эвелина.
По началу ему это не удалось, пахло чем угодно, но только не ею, даже запах своей бывшей начальницы смог уловить Лапидус, но Эвелиной не пахло, никак не пахло, как не старался Лапидус, но так и не мог уловить, поймать, удержать в себе ее запах.
И тогда он внезапно остановился, закрутился на месте. Рухнул на брюхо, снова вскочил на все четыре лапы, покрутил своей лобастой волчьей башкой и снова втянул в себя воздух.
Втянул и чуть не завыл от радости.
Тоненькая ниточка была здесь, заноза торчала в волчьих ноздрях Лапидуса, а от занозы разматывался клубок.
Лапидус побежал вслед за клубком, иногда ниточка пропадала, но Лапидус, покружив немного на месте, опять находил ее и клубок вновь начинал разматываться.
Время приближалось к шести, скоро люди пойдут на работу, первые люди на первую работу, Лапидус должен был успеть, ему надо было добраться до Эвелины как можно скорее и тогда он узнает все.
И почему он сел не в тот троллейбус.
И почему убили Манго — Манго.
Хотя на самом деле Лапидус это все уже знал, как знал и то, почему покойный Манго — Манго назвал его меченым. И совсем не этого он хотел от Эвелины.
Лапидус вдруг подумал о том, что не все еще закончено и у него вполне может быть будущее.
То есть, начнутся новые сутки и Бог отстанет от него уже навсегда.
И Лапидус вздохнет с облегчением.
Через два часа, когда пробьет восемь.
Ниточка натянулась, Лапидус остановился и поднял голову. Прямо перед ним был простой девятиэтажный дом, на седьмом этаже которого и жила Эвелина. Из лифта направо, вторая квартира по левой стороне. Номер Лапидус определить не мог, но квартиру он унюхал точно. Как и этаж. Как и сам дом — в этом он не сомневался.
Лапидус вздохнул, поднялся на свои, внезапно опять ставшие человеческими, ноги и вошел в распахнутую еще с ночи дверь подъезда. Лифт был открыт и Лапидус подумал, что больше он не боится лифтов.
Лапидус 19
Лапидус облизнул отчего–то пересохшие губы и нажал кнопку звонка.
Звонок не зазвонил.
Лапидус нажал кнопку снова, результат был тем же.
Лапидус прислушался. Из–за двери раздавался какой–то шум — то ли голоса, то ли музыка. Было начало седьмого утра.
Лапидус постучал в дверь.
Из–за двери по прежнему раздавался какой–то шум и по–прежнему дверь все так же никто не открывал.
Лапидус огляделся по сторонам. Еще три двери, но ему туда не надо. Ему надо войти именно в эту дверь, но для этого надо, чтобы ее открыли изнутри. Или чтобы она открылась сама. На счет раз–два–три.
— Раз–два–три! — сказал Лапидус.
Дверь скрипнула и тихонечко приоткрылась.
Лапидус взялся за ручку и потянул дверь на себя.
«Взломщик, — подумал Лапидус, — открыватель чужих дверей…»
Шум голосов и музыка стали громче. Лапидус вошел в квартиру и аккуратно прикрыл дверь за собой. Замок щелкнул, Лапидус посмотрел на замок и закрыл его на внутреннюю защелку.
Прямо из прихожей одна дверь вела в комнату, другая — на кухню, третья — в ванную. По всей видимости, в ванную.
Из–за двери в ванную пробивался свет и был слышен шум душа.
Из комнаты раздавался шум телевизора.
Лапидус прошел в комнату и огляделся.
Большая разобранная кровать, стол с компьютером, включенный телевизор, кресло, еще одно кресло, стул и шкаф.
На одном из кресел валялись какие–то вещи.
«Взломщик!» — опять подумал Лапидус и опять глубоко втянул ноздрями воздух.
Он уже не был волком, но волчье обоняние осталось. Запах Эвелины стал таким сильным, что у Лапидуса закружилась голова. Терпкий, крепкий, отчасти мускусный и отчего–то очень свежий запах — как проточная вода.
Лапидус представил проточную воду в том самом месте, куда не так давно опустил труп Манго — Манго. В той самой излучине реки, у той самой бухты. Пираньи, наверное, уже сделали свое дело. Или доделывали. Сытный завтрак. Очень сытный. Толстые рыбьи брюшки, набитые мясом Манго — Манго.
Лапидуса затошнило, он удержался и сглотнул.
В телевизоре пошла реклама чипсов. Лапидус опять вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера, с того момента, как они с Эвелиной приехали к нему домой. После канализации. Лапидус был весь в дерьме и прочей гадости. Сейчас он тоже был в дерьме, только это дерьмо не пахло. Он был в дерьме и хотел есть. Можно было пройти на кухню и открыть холодильник, там явно что–то бы нашлось. Может, те же чипсы. С красным перцем, с сыром, с беконом, с чем–нибудь еще. И пиво — холодное, лучше не одна, а две бутылки. Две бутылки пива и два пакета чипсов, решил Лапидус и огляделся в поисках того, кому можно было дать заказ.