— Не знаю, — грустно сказал Лапидус и посмотрел в стеклянную стену. За стеной шел дождь, сумеречный октябрьский дождь. С утра, когда Лапидус пришел на работу, дождя не было. А сейчас были сумерки. Сумерки и дождь за стеклянной стеной. Еще были заметны огни яркой рекламной вывески напротив. Глобус и поперек него самолет. «С нами ты облетишь весь мир!» Лапидус вздохнул. Это была вывеска тех самых клиентов, которым он нагрубил.
— Ну, — как–то очень сурово сказала начальница, что делать будем?
«Вешаться!» — подумал Лапидус, но вслух этого не сказал.
— Идите домой, — сказала начальница, — еще один такой фортель…
Она не договорила, только вновь надела очки и пристально посмотрела на Лапидуса.
— Идите, Лапидус, идите!
Через полчаса Лапидус уже был дома.
Открыл дверь, прошел в прихожую. Закрыл дверь, скинул башмаки и вздохнул с облегчением. Он был дома, а значит, можно было расслабиться и включить телевизор.
По телевизору как раз начались новости. Лапидус сделал звук погромче, а сам пошел на кухню. Голос из телевизора нес всякую ерунду. Про то, что где–то упал самолет, а где–то опять стреляли.
Лапидус ненавидел новости, но смотрел все вечерние выпуски. После новостей начинала болеть голова. Лапидус выпивал таблетку, ждал, пока боль пройдет и начинал ждать нового выпуска. Самолет упал и погибло больше ста человек. Не у нас, где–то в Вест — Индии. Где это? На западе Индии? Или в Западной Индии? А где Западная Индия? Самолет рухнул прямо в океан, а стреляли на каком–то рынке. Убили пять человек, десять ранили. Лапидус так и не понял, где этот рынок, он выключил закипевший чайник и сделал себе бутерброд. Новости закончились, Лапидус выпил чай, съел бутерброд и пошел в душ. Дверь он оставил приоткрытой, а звук телевизора сделал погромче. Сквозь шум льющейся воды раздавались какие–то приглушенные вопли. Лапидус выключил воду и понял, что начался сериал.
В сериале происходила очередная ссора и Лапидус подумал, что надо переключить канал. Но для этого надо было взять пульт. А для этого надо было пройти в комнату. Лапидус взял полотенце и начал вытираться. Ссора в телевизоре продолжалась. — Я не хочу жить, — кричал какой–то неприятный мужской голос. — Ну и не живи, — отвечал ему такой же неприятный женский. — Я застрелюсь! — кричал мужской голос. — У тебя нет ружья и нет пистолета, — кричал ему в ответ женский. У Лапидуса закружилась голова.
Он подумал, что если потеряет сейчас сознание, то может упасть и разбить голову о край ванны. Все будет в крови, и он сам умрет от потери крови. Умрет потому, что его никто не найдет. А не найдет его никто потому, что не будет искать. По крайней мере, сегодня. Может, что и завтра. И послезавтра никто не будет искать. И он истечет кровью.
— Лучше повесься! — взвизгнул женский голос в телевизоре и наступила пауза. Лапидус прислушался, ему захотелось узнать, что будет дальше.
Внезапно он подумал, что начальница сейчас тоже смотрит этот же самый сериал, а перед этим точно так же была в душе.
И намыливала вкусно пахнущим мылом те самые груди, что уютно покоились в черном ажурном лифчике.
Только лифчик перед этим она, естественно, сняла, как сняла и трусики.
Лапидус смутился и покраснел, Манго — Манго с удивлением посмотрел на Лапидуса.
Лапидусу вдруг подумалось, что начальница и Эвелина — одна и та же женщина.
Только Эвелина была брюнеткой в больших темных очках и с ярко накрашенными губами.
Начальница была крашеной блондинкой и сейчас, выйдя из душа, смотрела тот же сериал, что и Лапидус.
Лапидус выключил воду, вытерся, оделся и пошел в комнату.
На экране некто мужского пола теребил в руках веревку. Полуодетая большегрудая красотка мрачно смотрела на своего визави. — Ты неудачник, — сказала она внезапно, — ты неудачник по жизни, от тебя даже в постели никакого толка!
Мужчина бросил веревку и сел на диван. Он плакал, закрыв лицо руками.
Лапидус поднял с пола брошенную веревку и начал обреченно крутить в руках. Для веревки нужен был крюк, а крюка у Лапидуса не было. Да и веревка ему не понравилась — слишком тонкая. И жесткая. У Лапидуса была нежная кожа и все жесткое и грубое вызывало моментальное раздражение. Хотя он обещал начальнице, что повесится.
— Ты слабак, — вдруг крикнула женщина и залепила мужчине пощечину. А потом бросилась ему на шею. — Я люблю тебя, — голосила она, — прости меня, прости!