Лапидус отбросил веревку и залег на диван. На экране шли титры, конец серии, Лапидус взял пульт и переключил канал.
Тропические бабочки обещали тропические наслаждения. Синее безоблачное небо и синяя гладь воды. Зеленые деревья, яркие цветы, яркие тропические бабочки. Октябрь за окном. Глобус и самолет клиентов ярко освещены, так ярко, что хорошо видны даже сквозь темноту и дождь.
Начальнице не понравилось, что он нагрубил их представителю, начальница сделала Лапидусу последнее предупреждение, после чего — если это повторится — его просто уволят.
При этом начальница много курила, то снимала, то надевала очки, а Лапидус чиркал зажигалкой, чтобы хоть как–то, да загладить вину. Ему вдруг стало интересно, что начальница делает сейчас и знает ли она, что он чуть было не повесился — веревка все еще лежала под телевизором. Но сериал закончился, бабочки спорхнули и улетели, Лапидус опять переключил канал.
— Это не считается, — сказал ему Манго — Манго, — вот если бы тебя достали из петли…
Внезапно Лапидусу показалось, что это был голос не Манго — Манго, а голос Бога.
— Это не считается, — сказал голос Лапидусу, — вот если бы тебя достали из петли!
Бог обращался прямо к нему, он звал его, он знал его имя.
Лапидус закрыл глаза и представил заплаканное лицо начальницы, которой сообщили о его — Лапидуса — самоубийстве. Хотя навряд ли эта крашеная блондинка будет плакать. Скорее, заплакала бы Эвелина, сидя за рулем своей машины. Интересно, а какого она, все же, была цвета?
— Синяя машина, — пропел Манго — Манго, встав с песка и опять направляясь к реке. — Синяя машина, в ней едет Эвелина…
— Эй, — крикнул Лапидус, — ты с чего это взял, что машина была синяя?
— В рифму, — сказал Манго — Манго, — раз тебе попалась дамочка с таким странным именем, как Эвелина, то машина должна быть синей. Вот послушай: — Зеленая машина, в ней едет Эвелина… — Нравится?
— Нет, — уверенно сказал Лапидус, смотря на то, как Манго — Манго опять забрасывает удочку в воду, — «зеленая» и Эвелина — как–то не сочетается…
— Тогда так: красная машина, в ней едет Эвелина… Лучше?
— Хуже, — ответил Лапидус, — я вообще не люблю красный цвет!
— Какие цвета еще остаются?
— Черный, — сказал Лапидус.
— Черная машина, в ней едет Эвелина… Похоже на правду?
— Не похоже, — ответил Лапидус, отгоняя рукой припорхнувшую мысль о траурном катафалке, и думая о том, что Манго — Манго прав, и машина действительно должна быть синей.
— То–то и оно, — пробурчал Манго — Манго, смотря за поплавком, — синяя машина, в ней едет Эвелина, на ней большие темные очки…
— А дальше? — спросил Лапидус.
— Откуда я знаю, что будет дальше, — возмутился Манго — Манго, — один Господь это знает, мне–то откуда…
— Ты должен знать, — уверенно сказал Лапидус, — ведь ты еще утром знал, что мы опять встретимся.
— Это не я сказал, — засмеялся в ответ Манго — Манго, подсекая какую–то рыбу.
Лапидус замолчал, пытаясь опять услышать голос, ему хотелось, чтобы голос этот сказал ему, Лапидусу, что–нибудь очень приятное, может быть даже, лестное. Мол, пришло время, сказал бы голос, когда ты, Лапидус, должен сделать выбор. Что такое вся твоя жизнь, как не служение мне? Но есть служение и есть СЛУЖЕНИЕ! Ты один из миллиардов, но я заметил тебя и я хочу тебя приблизить. Ты будешь моим верным слугой, избранным и обласканным. Ты, Лапидус, стоишь на пороге новой жизни, все твое прошлое — всего лишь приближение к ней, час настал, ты слышишь, как приближается твое будущее? Так, скорее всего, сказал бы голос, если бы Лапидус его опять услышал, но услышал он недовольный рык Манго — Манго.
— Уроды, — кричал Манго — Манго, — кретины, идиоты!
— Ты это чего? — громко спросил Лапидус, направляясь к кромке воды.
— Это разве рыба? — так же громко и так же возмущенно спросил в свою очередь у Лапидуса Манго — Манго, показывая ему бьющуюся на песке рыбешку.
— А что это? — поинтересовался Лапидус.
— Сунь ей в рот палец, — продолжал орать Манго — Манго, — тогда узнаешь!
— А зачем это я должен засовывать ей в рот палец? — спросил в свою очередь Лапидус.
— Потому, что это не рыба! — отчетливо выговаривая каждый слог, сказал Манго — Манго. — Это пиранья! Рыба — это окунь, это лещ, минтай, в конце концов. А это — пиранья. То есть, это не рыба, сунь ей в рот палец!
Лапидус подобрал с песка тоненькую веточку и сунул рыбе в рот.
Веточка хрустнула и переломилась.
— А есть их можно? — поинтересовался Лапидус.