— Сам чистить будешь! — сказал Манго — Манго, опять забрасывая удочку в воду.
— У тебя есть часы? — спросил Лапидус.
— Уже без пятнадцати два, — сказал Манго — Манго, — жрать хочется — сил нет!
— Где нож? — спросил Лапидус. — Я буду их чистить!
В этот момент к его ногам шлепнулась еще одна зубастая рыбешка.
— Слава Богу! — сказал Манго — Манго. — Клев пошел!
Лапидус 6
Лапидус потрошил уже двадцатую пиранью, а Манго — Манго все кидал и кидал их на берег.
— Хватит, — сказал, наконец, Лапидус, — вдруг они несъедобны?
— Это мы несъедобны, — ответил Манго — Манго, — а они — съедобны!
Лапидус задумался, а потом проговорил: — Ты не прав, если бы мы были сейчас в воде, то они бы нас съели, если, конечно, это именно пираньи…
— Пираньи, пираньи, — проскороговорил Манго — Манго, — ты что, никогда их не видел?
Лапидус замолчал и бросил очередную чищенную рыбешку в котелок. Котелок стоял на огне. Огонь развел Манго — Манго. На небе опять проплывали облачка — белесые, стертые, растушеванные, почти что прозрачные. Все остальное, как и прежде, было нежно–голубым. «Индилето» — вдруг вспомнил загадочное слово Лапидус.
— Двадцать два, — будто прочитав его мысли, продекламировал, сворачивая удочку, Манго — Манго.
Двадцать две пираньи покоились в котелке. Лапидус помешивал странно пахнущее варево алюминиевой ложкой, которую Манго — Манго извлек из своей котомки. — А вдруг это все же не пираньи? — спросил он Манго — Манго.
Тот пристально посмотрел на Лапидуса и внезапно пропел своим хрипловатым голосом: «Двадцать два очка… И быстро падающие слова, и еще пятьдесят за те письма, что ты прочитал…»
— Я тебя спросил: а вдруг это все же не пираньи? А ты мне не ответил! — возмутился Лапидус.
— Почему это вдруг не пираньи? — спросил Манго — Манго, забирая у Лапидуса ложку и сам пробуя сильно булькающее варево.
— Откуда им здесь взяться, это ведь не Амазонка!
— Эрудит, — сказал Манго — Манго, — тебе надо в телевикторинах участвовать, на деньги, много выиграешь — поделишься!
— Ты опять не ответил, — возмутился Лапидус, — ты вообще надо мной издеваешься! Пираньи, пираньи… Какие это пираньи!
— А ты подумай, — медленно сказал Манго — Манго, — подумай и вспомни!
Лапидус задумался и попытался вспомнить.
Наглая бабочка попыталась сесть на край котелка, но не удержалась и свалилась в кипящую воду.
Манго — Манго выловил ее ложкой и бросил в огонь.
Лапидус посмотрел на начальницу, которая стояла спиной к нему, у аквариума. Аквариум был большим и плоским, таких больших и плоских Лапидус никогда еще не видел.
Мокрая, вареная бабочка скукожилась и превратилась в неопрятный комочек. — Два тридцать, — отчего–то сказал Манго — Манго, в очередной раз помешивая варево.
— Два тридцать, — сказала внезапно начальница, а потом повернулась к Лапидусу: — Я же вас предупреждала!
Лапидус почувствовал, что бледнеет. Руки противно онемели, пальцы как–то странно скрючились. Он попытался пошевелить языком, но не смог.
Начальница вновь повернулась к аквариуму, достала с полочки коробочку с кормом и начала бросать его в воду. К поверхности бросились странные большеротые рыбы и начали пожирать маленьких, красненьких, извивающихся червячков.
Лапидус смотрел на спину начальницы, на ее талию, на плотно обтянутые юбкой ягодицы.
— Попробуй, — сказал Манго — Манго, протягивая Лапидусу вторую алюминиевую ложку, извлеченную все из той же котомки, — на мой взгляд, недурно!
— Обожаю смотреть, как они едят! — нежным голосом почти пропела начальница, бросая в аквариум еще щепотку червячков.
Лапидус почувствовал, что он ее ненавидит.
— Пираньи, пираньи, — проурчал Манго — Манго, выплевывая кости, — а все равно — рыба! А откуда они здесь… Что, сам не знаешь?
— Нам придется расстаться, — равнодушно сказала начальница, отходя от аквариума. Большеротые рыбы за ее спиной дожрали червячков и начали тыкаться мордами в стекло.
Лапидус подумал о том, с каким бы удовольствием сейчас он кинул в этот аквариум каким–нибудь очень тяжелым предметом. Таким, что разбил бы стекло сразу, например, вон той статуэткой, что стояла на большом и черном столе начальницы.
Как–то раз он вошел в ее кабинет без стука уже после шести. Начальница лежала на этом самом столе, широко раздвинув ноги. На начальнице лежал какой–то мужчина. — Ой, — сказал, не подумав, Лапидус, да вдобавок, добавил: — Извините! — а потом аккуратно прикрыл за собой дверь.