Сексуальное наслаждение, бесспорно, есть высший предел ощущений, доставляющих удовольствие; фактически оно становится образцом, с которым сравниваются все другие виды наслаждений и по отношению к которому все они, по общему согласию, оказываются в лучшем случае лишь бледным отражением, а в худшем - слабой имитацией или подделкой. Все, что говорилось выше о жизненной стратегии коллекционера ощущений, в еще большей степени относится и к характерному для постмодернити изображению эротизма, этой «культурной обработке» секса. Все противоречия, присущие повседневному существованию собирателя ощущений, фокусируются в его сексуальной жизни, но возникает и дополнительная трудность, порожденная врожденной монотонностью и прямотой секса (секс, разрешите напомнить, есть природное, а не культурное явление, и почти не оставляет места свойственной культуре изобретательности). В свойственных эпохе постмодернити образах сексуальная активность сфокусирована на эффекте оргазма, и каковы бы ни были его практические намерения и цели, секс постмодернити направлен только на оргазм. Его главнейшая задача - поставлять все более сильные, бесконечно разнообразные, предпочтительно новые и беспрецедентные переживания; однако в этой области вряд ли можно достичь окончательного результата, и поэтому достижение высшего сексуального опыта остается вечной проблемой, никакой фактический сексуальный опыт не является совершенным, и тем самым ничто не устраняет необходимости в дальнейших тренировках, рекомендациях, советах, рецептах, лекарственных препаратах или технических приспособлениях.
Существует и еще один аспект взаимоотношений между современной эротической революцией и более широкими культурными преобразованиями эпохи постмодернити, который хотелось бы предложить вашему вниманию.
Как известно, секс есть изобретенное природой эволюционное решение проблемы непрерывности, длительности форм жизни, он противопоставляет смертность каждого отдельного живого организма бессмертию видов. Только люди сознают эту ситуацию; только люди знают, что они обречены умереть; только люди представляют себе бессмертие человеческого рода; только для них кратковременное существование тела происходит в тени бессмертия человечества в целом. Подобное знание имеет гигантские последствия; ни в коем случае не кажется странным полагать, что оно является главным фоном и важнейшим источником общеизвестной динамики человеческих культурных новаций, которые, как правило, есть лишь хитроумные изобретения, предназначенные для того, чтобы сделать продолжительность существования социальных форм защищенной от быстротечности и врожденной обреченности на гибель отдельных людей, или, говоря иными словами, представляют собой мастерские, где долговечное постоянно вырабатывается из временного, где хрупкое, ограниченное во времени существование человеческих тел превращается в абсолютную вечность бытия человечества.
Секс находится в центре всей этой алхимии. Секс является материальным субстратом этого культурного производства бессмертия; образцом или наиболее удачной метафорой усилий, направленных на преодоление смертности отдельного человека и выведения человеческого существования за пределы жизненного срока, отпущенного отдельной личности. Секс вовлечен - в качестве центрального и неизменного элемента - в величайшее деяние и одно из самых впечатляющих чудес культуры: магическое превращение смертности в бессмертие, преходящего - в вечное, мимолетного - в нетленное. Загадка этого неподвластного логике чуда, поразительная головоломка этого культурного достижения, наиболее уязвимого и трудного для понимания, пропитывает каждый сексуальный акт: общность двух смертных существ проживается как рождение бессмертия... С осознанием человеком собственной смертности секс безвозвратно теряет свою невинность.