Альфред Адлер
Индивидуальная психология как путь к познанию и самопознанию человека
Я не знаю, будете ли вы благодарны мне по завершении этого доклада так, как я вам благодарен за ваш любезный приход, когда я продемонстрирую вам все вооружение индивидуальной психологии при полном параде, хотя я не думаю, что мне удастся убедить тех, кто, возможно, еще с ней не знаком и не имеет представления о нашей задаче Я часто обнаруживал у критиков нашей науки то, что они хватаются за второстепенное: освоив лишь инструментарий нашей работы, они полагают, что если они разобрались с клавиатурой, то они со знанием дела могут судить о результатах, которых с помощью этой клавиатуры можно добиться. Но это совсем не так. Если кто-то думает, что задачи и достижения индивидуальной психологии сводятся исключительно к описанию чувства неполноценности, стремления к превосходству и компенсации их различных форм, то он ошибается.
Мы ведем речь о познании линий и путей внутри обширной области человеческой души, о том, чтобы научиться понимать сложные мелодии психики индивида, которые звучат подобно симфонии, сочиненной композитором. В этом смысле каждый человек является творцом, ибо он творит нечто из различных врожденных факторов и возможностей. По этой причине картина его душевной жизни составляет единство.
Этот тезис - ворота в индивидуальную психологию, ее необходимая предпосылка. Мы не могли бы добиться никаких плодотворных результатов в нашей работе, если бы не представляли себе живо, о чем говорит нам каждое выражение душевной жизни. И также если бы мы сбились с пути в наших исследованиях, то могли бы обнаружить у человека две души или больше, а может быть, ни одной. Если бы человеческой не было свойственно единство, всякая попытка добиться ясности в этом смысле была бы безусловно обречена. Здесь мы можем опереться на свидетельства великих предшественников, которые, правда, не совсем точно трактовали душевную жизнь, но в ее понимании ушли гораздо дальше многих современных исследователей. Пожалуй, достаточно указать на утверждение единства личности у Канта, при том, что тогда и речи не было о каких-либо психологических исследованиях. Нам удалось сделать следующий шаг и пролить свет на происхождение единства личности. Конечно же, в науке существуют направления, которые сомневаются в этом единстве и находят внутреннюю противоречивость личности более убедительной. Мы же полагаем, что правы те, кто исходит из связного единства личности, а не естественно-научной закваски философы, привыкшие вырывать отдельные симптомы из общей картины. По нашему мнению, они подобны человеку, который хочет по отдельным нотам оценить прелесть всей мелодии. Значение ноты, аккорда, такта может быть понято, однако, из рассмотрения их общей взаимосвязи, и следует сначала воспринять мелодию ее единстве и уже на основании впечатления о целом судить о частностях.
Многим это может показаться странным, но судить о чем-либо можно не иначе, как только поняв сначала целое и проследив единую связь, проникающую во все частности. Эта связь, эта линия движения должна показать нам душевную жизнь, в которой ничто не находится в состоянии покоя, в которой всякий движущийся элемент есть завершение предшествующего движения и начало нового. Это можно уподобить кинофильму, развертывающемуся перед нашими глазами, когда каждая сцена становится понятной только, если мы держим в уме целое, если мы мысленно прослеживаем единую линию движения и пытаемся предугадать его финал, конечную его цель. где все сходится вместе. Поэты прошлого, создавая образы людей, действовали так, что уже в начале, в первом акте завязывались основные линии, которые неизбежно должны были вести к единому завершению. Также и великие композиторы уже в первых тактах закладывали основу смысла всей симфонии Они-то и представили нам истинную картину душевной жизни человека.
Ребенок приходит в мир, наделенный способностью к рефлексам и некоторым числом потребностей. Очень скоро он становится вынужден подчинять все свои движения какой-то ведущей идее; мы можем очень обще выразить ее, когда говорим: самосохранение, стремление к превосходству, необходимость защиты; но под этим мы понимаем: речь идет прежде всего об определенном шаге, который ребенок должен сделать. Его природные силы естественным образом следуют принципу самосохранения, создают возможности развития, когда набрасывается подобный жизненный план, однако при этом ребенок каждую минуту формирует свои собственные способности в тесном контакте со своим окружением. И это не случайное развитие событий: оно включено в общественную связь, которая задает направляющие линии, которые, уравновешиваясь в душевной жизни ребенка, встраиваются в его жизненные планы и в его формирование. Если требуется понятие для того, чтобы ориентироваться относительно того, куда направлено это движение душевной жизни, скажем, что оно стремится к большему, к дополнению, к усилению, к могуществу, так как все это обещает ребенку некоторую защищенность и позволяет избежать крушения.
Эта ситуация создает некий порядок возрастания, свойственный не только ребенку, но и всему человечеству в целом. Такой эффект (его можно назвать также неудовлетворенностью) оказывает неотступное давление и порождает нужду в компенсации, в достижении состояния покоя, надежности.
Взор ребенка, без сомнения, направлен к такому Ты-пункту, к ситуации, которой подчинены все его силы. И если подвергнуть это движение внимательному рассмотрению, мы поймем, что происходит непрерывная работа по формированию единства личности, стремящейся занять позицию по отношению к большим вопросам.
Значит ли это, что мы все суть движение и что наша жизнь должна быть понята только как движение? Не было бы никакого смысла, если бы какое-нибудь растение, закрепленное корнями в земле, имело душу. Ему нечего было бы с ней делать; такая закрепленность его органов исключает какую-либо возможность защиты или нападения. Душевную жизнь мы находим только у тех органов, которые находятся в движении. Само собой разумеющимся фактом является то, что центры органов движения и душевной жизни внутренне настолько слиты, что мы можем говорить о психофизической нейтральности. Движения человеческого тела служат тому, чтобы вывести его к некой безопасной ситуации, в которой бы сохранялось единство человека; теперь становится ясно, что душевный орган есть орган защиты и нападения и как таковой подчинен некоему плану, и что душевная жизнь испытывает принуждение со стороны органов, которые все представляют собой частичные движения. И все симптомы должны быть звеньями этой единой линии действий, линии движений, единой личности. Эта точка зрения имеет в настоящее время чрезвычайно важное значение для психологии. Разумеется, тот, кто сомневается в этих предпосылках или возражает против них, вряд ли сможет дальше двинуться вместе с нами и понять, какие выводы вытекают из этой точки зрения в связи с конкретными факторами душевной жизни; он не поймет, о чем говорит нам какое-либо движение, скрывающееся в симптоме, представляющее собой факт душевной жизни в ее целостности.
Смысл симптома становится нам ясен тогда, когда мы понимаем его включенность в целое (Einordnung), когда мы рассматриваем конкретное душевное движение как часть человека, как завершение предшествующего и начало последующего движений. Отсюда с необходимостью мы приходим к выводу: все, что мы можем наблюдать в душевной жизни человека, есть подготовка к дальнейшему движению.
Можно сформулировать следующую общую рекомендацию: во всех душевных явлениях наличествуют тенденции, и если мы хотим их понять, мы должны стремиться к познанию их цели. Любые характеристики могут иметь различный смысл; у различных людей и при различной направленности они часто несут в себе совершенно различные тенденции. И если мы продолжим двигаться по этому пути, то должны будем признать, что не существует никаких устойчивых характеристик, и следует вести речь об аппарате достижения безопасности как источнике тенденций (tendenziosen Sicherungsapparat). Можно вспомнить, например, людей, которые боятся остаться в закрытой комнате, что позволило бы им преодолеть этот страх. Наблюдая за детьми, испытывающими подобный страх, мы постоянно обнаруживаем, что за этим страхом стоит некая тенденция, так что не приходится говорить о страхе в привычном смысле. Такие дети часто зовут на помощь, ибо это позволяет им прийти в соприкосновение с другими людьми. Удалившись от матери, ребенок начинает кричать от страха, и не хочет идти ни с кем другим. Из всех этих ситуаций вырастает нечто, что позволяет нам лучше и отчетливее представить себе картину целого, чем если бы мы пытались понять изолированный смысл отдельных явлений. Попытаюсь показать это с помощью одного довольно сложного примера.