Ламия подскочила ко мне, захлопнула пухлый черный блокнот с кучей закладок и, отложив его, начала раскидывать бумаги по стопкам.
— Да работа, как обычно, ты же знаешь, — с привычной торопливостью выдала она. — Может, сядешь?
— Не удивлюсь, если ты прямо тут и уснула. — Я кивнул на стол.
— По правде говоря, так оно и было, — усмехнулась Ламия, скидывая папки с кровати на пол, чтобы освободить мне место.
Я сел, продолжая оглядываться по сторонам. Когда только шел сюда, то дрожал как от озноба, но теперь внутри потеплело, снова клонило в сон.
— Я думала, ты ушел в спячку на пару дней, — сказала Ламия.
Она резво заваривала чай. Сам чайник к розетке не подключался, просто стоял в круге манипуляции и от нее же заряжался. В Соларуме электричество не предусматривалось, так что приходилось выкручиваться.
— Да… — Я потер веки пальцами. — Не спал дней пять-шесть…
— Ты себя хорошо чувствуешь? Приступы больше не возвращались? Тебе сахар класть?
— Две ложки. Спасибо. А приступов уже полгода как нет. Я бы сказал.
— И верно, — хмыкнула Ламия, наливая кипяток в кружку. Руки у нее заметно подрагивали. — Но мало ли. Мне интересно твое состояние, обязательно говори, если вдруг снова что произойдет!
Речь ее казалась сбивчивее, чем обычно.
— Собственно, поэтому я и пришел. Но… скажи, у тебя все в порядке?
— Что? Да, превосходно. Просто немного переработала. Ну, ты понимаешь. Ладно, давай не затягивай и излагай, зачем явился, звездный мальчик.
Ламия протянула мне красную кружку, я взял ее, не боясь обжечься — все равно бы не вышло, — и стал уныло помешивать ложкой чай. Близнецы наблюдала, не торопила. Она давно привыкла, что мне нужно некоторое время, чтобы собраться с мыслями для важной беседы.
Лишь после того как Ламия взяла энергласс и стилус для записей, я заговорил:
— Я слышал ее голос. Она вновь просила меня помочь.
— Но ты не видел ее? — уточнила протекторша, чиркнув по стеклу.
Я покачал головой, нахмурился.
— Я никогда ее не вижу. Словно она прячется. Но почему? Если я так ей нужен.
— Сара сказала что-то новое?
— Она сказала… — Меня передернуло, рука дрогнула, и чай чуть пролился на ковер. — Сказала, что оно приближается.
— Оно? — удивилась Ламия и начала быстро делать заметки в энерглассе.
Я наконец отпил. Ламия клала корицу в любое питье, поэтому от чая шел пряный аромат.
— Сара сказала, что нечто приближается и времени почти не осталось.
Меня пробирало отчаяние, руки тряслись. Ламия приблизилась ко мне и дружески похлопала по спине.
— Макс, ты же знаешь: мы все боимся за нее и работаем над решением проблемы.
— Но ты же веришь, что это не обычные сны? Не просто кошмар или…
— Разумеется, нет.
Она поправила очки и, взяв одну из папок, вытащила несколько исписанных листов.
— Я пытаюсь предположить, что за недуг поразил Сару. Но данные о ее состоянии разнятся. Оно необычно, это признают все — от Аданнаи до эквилибрумов. Наш мир необъясним и загадочен, каждый день мы обнаруживаем что-то новое, не вписывающееся в общую систему. Но все наши открытия лишь подтверждают, что мироздание прекрасно и гармонично. И даже эти сны — часть идеально отлаженного вселенского механизма, раз они к тебе приходят. Что-то грядет. Мы скоро со всем разберемся, так или иначе. Как и всегда.
— Я должен ей помочь. Раз она зовет меня, это ведь что-то да значит. Меня убивает сама мысль, что я ничего не могу поделать. И даже не понимаю, что с ней происходит.
Ламия задумалась, отводя взгляд.
— Это очень опасно — копаться в травмированной душе. Но давай я попробую проверить пару теорий. Возможно, Сара не может вернуться просто потому, что нечто мешает ей.
— Что, например?
— Пока не знаю. Ввиду всего произошедшего и того, с чем или кем вы столкнулись у темницы Антареса, вероятно, об особенностях ее травмы могут судить лишь эквилибрумы.
— А звезды молчат.
— Как и всегда.
Я понурил голову от усталости.
— Я должен ей. Жизнью обязан.
Я обещал ей.
Ламия с досадой улыбнулась.
— Несмотря на то что этот мир изменчив, я рада, что мы, протекторы, можем быть уверены друг в друге. Молюсь, чтобы подобным образом оно и осталось. — Она вздохнула. — Знаешь, когда я только попала в Соларум, все было настолько новым, незнакомым. Не знаю, сохранились ли у тебя воспоминания о тех первых ощущениях, но мои были по-настоящему грандиозными. С трудом верилось во все происходящее, даже после вводных лекций и той презентации, с погружением в историю…