— Когда мы прилетели под вечер в Дели и взяли такси, — делились они, — то решили, что попали в ад. Костры, люди, похожие на зомби.
— Что я вам говорил, — смеялся я.
— Ни одна из гостиниц почему-то не хотела нас вписывать, а те, в которых имелись места, казались нам ужасными, — жаловались они.
— Мы решили уехать в Агру, потому что Дели, особенно ночью, нам не понравился, — продолжала другая. — И попросили отвезти водителя нас на вокзал.
Вокзал Нью-Дели, возле которого я жил полтора месяца назад, был не самым стерильным и уютным местом в городе. Молодых блондинистых украинок быстро заприметили индусы и, возможно, пытаясь помочь, обступили со всех сторон и начали тянуть свои индийские руки к бледным иностранкам. Это привело их в шок, билеты на ближайший поезд продавать отказывались, объясняя это тем, что в обычном индийском вагоне они просто сгинут, и предлагая дождаться утреннего, в котором были комфортабельные вагоны для иностранцев.
Психика девчонок не выдержала, и, решив, что самым приемлемым местом в городе является аэропорт, они отправились на такси обратно. Тут, в аэропорту, на чудо, они встретили казахов, отправлявшихся на Гоа, которые стали угощать их коньяком. Слово за слово, и казахи уломали девчонок лететь на Гоа, где чище, спокойней и есть море. Долго упрашивать себя девчонки не заставили, и купили билеты на ближайший рейс. Таким образом, их ночное приключение в Дели закончилось, несколько сот долларов было потрачено на авиационное топливо, но они, слегка шокированные от «настоящей Индии», но целые и невредимые, вернулись домой, в ставший уже родным Бенаулим.
Этот эпизод послужил девчонкам хорошим уроком, но они пообещали «вернуться еще, с мужиками и подучив английский».
Мы с Космосом долго хохотали над этой историей, а затем, распрощавшись с подругами окончательно, решили сменить обстановку и, с пересадками в столице штата — Панаджи — переместились в Арамболь, в одно из самых русских и самых овощных мест Гоа. По дороге, в автобусе, мы познакомились с какой-то китаянкой из США, которую тоже вписали к себе в бунгало: жить втроем веселее. Китаянке импонировали мое знание английского и наличие у Космоса заветного чарраса.
Гоа — это огромная концентрация необычных, чудных, заросших бородами и дредами, редко моющихся, почти что просветленных, постоянно обкуренных персонажей. Основное отличие их от подобных же, но из остальной части Индии — что они не индусы вовсе, а — в прошлой, конечно, жизни — европейцы, австралийцы, американцы. Иностранцы первой и второй волн эмиграции, осевшие тут еще с тех времен, когда на Гоа не было ни кабаков, ни бунгало, ни электричества.
— Давно сидит тут этот чудик? — поинтересовался я на пляже Арамболя у одного индуса, указывая на мужика неопределенного возраста и национальности, заросшего всем, чем только можно, и находящемся попеременно в двух состояниях: валявшимся в неподвижном горизонтальном положении или раскуривавшим какие-то дурманящие вещества.
— Ну, на моей памяти лет десять, — ответил индус, работающий в кабаке, что напротив. — Каждое утро он забивает огромный косяк, а потом откидывается назад и лежит так несколько часов под пальмой. После обеда иногда он о чем-то вещает, собирая вокруг себя таких же хиппарей, но помоложе. Вряд ли он даже помнит, из какой страны и когда он сюда приехал.
Жил где-то неподалеку, на каком-то озере, хашиш-баба — это тоже, по сути, хиппарь, но индийский, и, к тому же, уже святой и имеющий определенный авторитет в окрестностях Арамболя. Те растаманы, у которых хватало сил, ходили к нему на поклонение и за очередной порцией дурманящего вещества. Космос как-то тоже собрался к нему, но, не вполне уверенный, что доберется, да и, в общем-то, необходимости в дополнительных ощущениях не испытывавший, благо в его кармане всегда лежал увесистый кусок индийского пластилина.
— Хашиш-баба, — смеялся он, тоже постепенно превращаясь в бабу, под шум волн уничтожая косяк за косяком и угощая сидевших вокруг него новых индийских друзей и нашу китаянку.
— Друзья, сварите нам какой-нибудь еды, мы заплатим, — упрашивал я индусов, которые вроде как работали в этом кабаке поварами и барменами.
— Никакой еды! — смеялись индийские друзья Космоса. — Только хашишласси, — так они предлагали смешать миксером часть запасов гашиша моего друга с ласси — индийским кефиром, и уйти в нирвану окончательно и бесповоротно.
Во всем этом наркотическом угаре проскользнула здравая идея сменить обстановку и уехать подальше на материк, в деревушку Хампи, известную своим культом Ханумана — бога обезьян.