Однако обезьяны в этих местах считались такими же священными животными, как коровы во всей остальной Индии, поэтому сделать с ними мы ничего не могли. Следил за правильным обращением с обезьянами бог Хануман, чей храм возвышался над нашей деревней.
В один из дней, перебарывая жару и лень, мы решили посетить этот храм, благо он был тут основной достопримечательностью.
Подниматься на гору нужно пару часов. Бодрый ритм, который мы взяли, несмотря на одуряющую жару, мог сократить наш путь вдвое. Вдоль нас ползли работники с большими мешками цемента на плечах: в храме шел ремонт и расширение. Будучи налегке, мы без труда обгоняли их, а затем решили помочь.
Схватив мешок с цементом я, на радость и удивление строителей, протащил этот мешок на несколько десятков метров вверх, передав следующему носильщику и тем самым внеся лепту в реконструкцию храма. Никаких технических приспособлений, в том числе лифта, в индийском строительстве зачастую не используется, все делается вручную. Я даже видел собственными глазами, что метро в Дели строят женщины, перенося на своих головах большие корзины с песком и камнями.
Сам храм, построенный, по преданию, на месте рождения Ханумана, оказался маленьким и невзрачным, но окруженным множеством паломников — групповых и одиночных. Многие и многие индийцы, вне зависимости от физического состояния и возраста, взбирались на гору, дабы отдать свое почтение богу обезьян.
Тусовались тут и редкие туристы, пришедшие, в основном, за красивыми кадрами, а не из любви к чернолицему божеству.
Наделав массу фотографий, мы спустились вниз, в долину.
Другими достопримечательностями деревни значатся абсолютно не впечатляющие развалины какого-то древнего города пятнадцатого века, неизвестно как попавшие в список мирового наследия ЮНЕСКО.
Кроме них и потрясающей природы в деревне смотреть было не на что, поэтому мы развлекали себя сами, как могли: заходили на служения в маленькие храмы, посвященные Кришне и Хануману, воровали недозрелые бананы с окрестных плантаций и самостоятельно переплывали реку к разочарованию индусов-лодочников, привыкших зарабатывать десять-двадцать рупий на каждом переправляющемся. Однажды даже помогали местным крестьянкам рубить коренья неведомых нам растений. К неописуемому восторгу местных женщин мы размахивали томагавками и выполнили им пару процентов от дневной нормы, тем самым, однако, остановив работу всех остальных крестьянок: поглазеть на русских собралось полдеревни.
Как-то раз мы зашли в неосвещаемый грязный кабак, где индус-владелец пообещал накормить нас верблюжьим мясом. Отказываться мы не стали, и после длительного ожидания нам на тарелке принесли запекшееся жесткое мясо, которое, казалось, было провернуто через мясорубку вместе с костями.
Сплевывая раздробленные кости и запивая наш обед индийским ромом «Старый монах», мы, к счастью, ничем не отравились.
Сравнить мне не с чем, поэтому сложно было сказать, настоящего ли верблюда нам принесли или нет, но так или иначе мы остались довольными.
Каждый вечер над деревней садилось оранжево-красное, огромное солнце, как из сказки Чуковского. Иногда мы забирались на окрестные скалы повыше, чтобы понаблюдать, как меняется цвет долины и горизонт пожирает горящее солнце. Эти огненно-красные закаты тоже были своеобразной достопримечательностью Хампи.
Скоро настал день прощания. Космос, улыбавшийся, как чеширский кот, все еще под воздействием чарраса, уплывал в компании разодетых индианок, певших какие-то песни, на противоположный конец реки и махал мне рукой. Следующим утром он должен был улетать в мартовскую Москву. Я брел домой в одинокое бунгало, смотреть на последний хампийский закат, не похожий ни на один другой закат в мире, и доедать последние кокосы.
Через пару дней и мне предстояло покидать уже полюбившийся нам Хампи, впереди было длинное двухдневное путешествие через всю страну, с несколькими пересадками. Индийская виза заканчивалась, и я, транзитом через Варанаси, отправлялся в Непал.
Не буду останавливаться подробно на описании процесса добирания до Варанаси, но почти шестьдесят часов, ночуя то в проходах, то в тамбурах, из последних сил стараясь получать хоть какое-то удовольствие от этой поездки, я медленно и верно приближался к Варанаси. Билетов в слиппер, о которых я не позаботился заранее, конечно не было, поэтому добираться пришлось традиционно, в бомж-вагонах, безо сна и покоя, под возню, давку и бесконечные крики торгашей.
Однажды меня, к своему удивлению, нашли в шкафу для еды работники пищевой бригады и сдали охране поезда. Это был единственный свободный отсек, который я разыскал в переполненном поезде и в который смог улечься, никому не помешав. В темноте я не до конца понял, что это шкаф для хранения продуктов, но догадывался, что за проезд в нем меня вряд ли похвалят. Меня хотели было ссадить с поезда, но я показал настоящий билет в вагон бомж-класса и меня отправили обратно.