В некоторых, особо гостеприимных местах могли посадить за стол вместе с монахами и накормить. Внутренности монастырей, храмов и ступ по своему убранству превосходят внешнюю красоту. Божества, статуэтки, цветы и священные барабаны с мантрами внутри и росписью снаружи просто сверкают чистотой и позолотой, и каждое буддийское сообщество этим убранством пытается выразить свою особую интерпретацию этой мировой религии. На входах в храмы положено снимать обувь, как и из уважения к святейшеству, так и для того, чтобы не нарушить чистоту и гармонию, созданную тут как будто в назидание гостям из соседней Индии.
Для меня, с содроганием вспоминавшего вчерашнюю Индию и, в частности, Варанаси, телепортация в Непал казалась почти нереальной.
Ни одна из стран, содержавших в Лумбини свой религиозный центр, не жалела ни сил, ни денег на выражение своей высшей признательности божеству.
Бизнес, в отличие, например, от Хеврона (Палестина), где находится Храм Гроба Господня, тут если и есть, то находится в зачаточном состоянии и без показухи: материальные пожертвования собираются, в основном, за обучение тем или иным наукам и практикам. Наваленных кучами икон, лампад и прочей околорелигиозной мишуры мной не наблюдалось.
За короткий трехдневный срок просветления я не достиг, и стал собирать рюкзак и выдвигаться в сторону Поккары. Распрощавшись с миниатюрными монахами, я вышел на трассу, чтобы автостопом добраться до ближайшего городка Сунаули, откуда должны были ходить автобусы по направлению к Поккаре.
До селения Сунаули меня подкинул автостопом монах, дальше нужно было думать самому. Впереди лежала сотня километров до местечка Тансен — настоящего, горного Непала. Лумбини, при всей своей красоте, лежал на абсолютной равнине, в то время как остальные девяносто процентов территории страны покрывали величественные Гималайские горы.
В Сунаули, как и во всем остальном индо-непальском мире, проходил праздник Холи. Во время праздника, случающегося ежегодно в течение нескольких дней подряд и ознаменовывающего перерождение, нужно было максимально испачкать красками себя и остальных его участников. Многомиллионный Непал и миллиардная Индия в эти дни сходила с ума, щедро одаривая безвредными красками все и всех вокруг: В автобусы и в магазины входили разукрашенные люди, разукрашенными деньгами разукрашенные покупатели приобретали товар у разукрашенных продавцов. И увозили это все на разукрашенных, конечно, машинах или повозках, запряженных разноцветными животными. Доставалось всем: и козам, и коровам, и собакам. Но особенно отрывались во время этого мероприятия, конечно, дети, к концу праздника которых могли и не узнать собственные матери, из-за разноцветных разводов на одеждах, лицах и волосах.
Удалось поучаствовать в празднике и мне.
Уворачиваясь от детей, пытавшихся облить меня краской, я не уследил за одинокой участницей праздника, ничем облить меня не пытавшейся, но успевшей положить глаз на мои китайские штаны.
Уже изрядно потрепавшиеся джинсы, все в заплатках, привлекли внимание одиноко стоявшей посреди улицы коровы, пережевывавшей асфальтную пыль вперемежку с целлофановыми пакетами: рацион непальских коров не сильно отличается от их индийских сестер, ведь и там и там животные святые, поэтому питаются святым полиэтиленом. Пока я несся мимо рогатой уничтожительницы мусора, она успела отгрызть одну из заплаток с моих штанов и даже слегка расцарапать ляжку своими зубами.
За месяцы, проведенные в Индии, я уже успел привыкнуть, что коровы — это больше мебель, чем какие-то существа. Мелькая перед их глазами, можно было абсолютно не замечать их присутствия, никакого вреда от коров не получая. Я с легкостью умел расходиться со священными животными в индийских переулках и между торговыми рядами на рынках, и так некрасиво потерпел поражение от коровы непальской, стоявшей посреди пустой площади. Ругаться было бессмысленно: корова прожевала и проглотила часть моей штанины и продолжила обедать мусором.
Опозоренный перед непальцами, я запрыгнул в автобус и покинул Сунаули.
В память об этой корове на моей ляжке остался едва заметный шрам.
Глава 2. Тансен
После деревенского Лумбини городок Тансен может показаться прямо-таки мегаполисом. Хотя ничего от мегаполиса в нем нет. Больше всего этот городок, расположенный между индийской границей и Поккарой — местом паломничества многих пеших туристов — напоминает что-то горно-европейское, наверное, итальянское: с брусчаткой, тридцатиградусными уклонами улиц и узчайшими проходами между домами: так, что и пара велосипедов разъедется с трудом, не говоря уж о тележках или машинах.