Основные элементы хараппской культуры развитого периода.
Таким образом, «период развитой Хараппы» обычно датируется 2200–2100 гг. до н. э., что позволяет перенести ее начальные этапы на несколько столетий назад — условно к 2500–2400 гг. до н. э., а по мнению Д.П.Агравала и Дж. Дейлса — к 2300 г. до н. э.[223] Применительно к центральным областям Д.П.Агравал называет 2350–2000 гг. до н. э., а к провинциальным районам — 2200–1700 гг. до н. э.[224] Карбонный метод, таким образом, заставил ученых «омолодить» хараппскую культуру и сократить по сравнению с хронологическими рамками Дж. Маршалла продолжительность ее истории. Но в последние годы «карбонные даты» были проверены с помощью дендрохронологии, и полученные сведения как бы вновь возвращают ученых к старым (т. е. к более удревненным) датировкам[225]. Так, хараппские слои в Суркотаде относят к 2100–1650 гг.[226], а по «уточненной схеме» — к 2480(2300)-2130(2020) гг.[227], в Мохенджо-Даро — к 2400(2300)–2000–2590–2160 гг. Особенно трудно установить хронологию заключительных этапов жизни хараппских городов, поскольку кризис в них начался и развивался не одновременно. Лучше всего верхний рубеж определяется в Хараппе и Мохенджо-Даро. Здесь обнаружены сегментированные фаянсовые бусы, спектральный анализ которых показал их идентичность с бусами из Кносса (Крит), относящимися к XVI в. до н. э.[228] Поэтому экземпляры из Хараппы и верхние слои самого поселения также датировались примерно XVI в. до н. э. Этой датировки придерживались М.Уилер, С.Пиготт, Д.Гордон, Э.Маккей и др. В настоящее время приводятся более ранние, чем было принято, даты для поздних хараппских слоев в Мохенджо-Даро — примерно XVIII в. до н. э. (1760 ± 115 гг. до н. э.)[229], хотя «уточненная схема» «приближает» их к середине II тысячелетия до н. э.
Исследования в Лотхале показали, что здесь не позднее XVII в. до н. э. культура теряет типично хараппские черты[230]. Конец ее в Калибангане Д.П.Агравал относит к 1880 (± 50) г. до н. э., а Б.Б.Лал — примерно к 2000 г. до н. э. Мы не имеем точных данных карбонного анализа о времени упадка самой Хараппы, но можно полагать, что это произошло не позднее XVII–XVI вв. до н. э.[231] Новые датировки, несомненно, требуют подтверждений, но уже сейчас ясно, что старые схемы нуждаются в корректировке.
Города и поселения. Со времени открытия хараппской культуры собран значительный материал, позволяющий довольно четко представить облик городов, систему их планировки, особенности жизни в каждом из них. Однако лишь в 70-е годы ученые приступили к строгой систематизации накопленного материала и решению общих проблем городской жизни в хараппскую эпоху[232]. О степени развития этой цивилизации мы судим главным образом на основании раскопок городов, поскольку провинциальные поселения исследованы пока еще недостаточно. При этом надо иметь в виду, что крупные центры, такие, как Мохенджо-Даро, Хараппа, Лотхал, Калибанган, Суркотада, находились на более высокой ступени развития, чем сельские поселения.
Мохенджо-Даро занимал площадь до 2,5 кв. км и, согласно условным данным, насчитывал 100 тыс. человек и более[233]. Впрочем, обычно ученые называют гораздо более скромные цифры — 41 или 35 тыс. для Мохенджо-Даро и 35 или 21 тыс. для Хараппы[234]. Из общего числа известных пока городов и поселений (более 800) лишь в 15, как полагают археологи, население превышало 5 тыс. человек[235]. Строительство велось по заранее разработанному плану. Даже древние города Шумера не знали столь строгой и четкой планировки.
Крупные города состояли из двух главных частей: цитадели, где, по всей вероятности, размещались местные власти, а возможно, и жреческая элита, и так называемого нижнего города — здесь были сосредоточены основные жилые постройки. Такая структура характерна и для Мохенджо-Даро, и для Калибангана, и для Суркотады. Цитадель (своего рода акрополь) воздвигалась на кирпичной платформе и, видимо, призвана была защищать от наводнений, которые нередко обрушивались на города, особенно в долине Инда. Она была меньше «нижнего» города (в Мохенджо-Даро занимала 1/7 всей территории, в Хараппе — 1/6 и в Калибангане — 1/3[236]) и по форме напоминала параллелограмм. В Калибангане она протянулась на 240 м с севера на юг и 120 м с востока на запад[237] и делилась на две почти равные части, обнесенные стенами (шириной 3–7 м со специальными бастионами). Общение между цитаделью и нижним городом было, очевидно, намеренно затруднено. В Калибангане, скажем, обнаружено лишь два прохода, связывавших обе эти части. В случае нужды их, вероятно, блокировали, дабы отгородить власти от простых жителей. Один из руководителей раскопок, Б.Б.Лал, различает, однако, проходы в северную и южную половины цитадели. Северный как более узкий предназначался, по его мнению, для весьма ограниченного круга лиц, через южный же жители «нижнего» города могли попасть в соответствующий район цитадели и принимать участие в религиозных процессиях. На это указывают остатки алтарей, покоящихся на особых платформах. Не исключено, что тут же проводились и общественные церемонии. В северной части, судя по раскопкам, находились только дома, располагавшиеся по обеим сторонам улиц. В них, возможно, обитали жрецы и представители городской администрации. Сходные данные были получены и при раскопках в Лотхале, Суркотаде[238] и Банавали[239], которые тоже были обнесены крепостной стеной. Правда, в Хараппе укрепления окружали только цитадель; сведения такого рода о Мохенджо-Даро пока отсутствуют; в Суркотаде стена отделяла цитадель от «нижнего» города.
В целом принципы планировки хараппских центров были примерно идентичны, хотя каждый город имел свои особенности. Раскопки в Калибангане и Кот-Диджи показали, что оборонительные сооружения существовали уже в дохараппское время. Это позволяет думать, что в эпоху Хараппы получили развитие те принципы городского строительства, которые сложились в предшествующий период. Но ее безусловным нововведением было создание «двойного города». Подобные качественные изменения определялись социально-экономическими и политическими факторами.
По строгому плану создавались жилые кварталы «нижнего» города. Параллельные улицы пересекались другими под прямым углом. Ширина «проспектов» составляла иногда 10 м, к ним сходились улочки и переулки, порой столь узкие (менее 2 м), что по ним с трудом могли проехать повозки. Раскопки не выявили каких-либо следов дорожного покрытия; вероятно, в период муссонов движение было чрезвычайно затруднено. В Хараппе открыта специальная дорога, расположенная у края цитадели; возможно, по ней проходили войска, охрана правителя, процессии во время празднеств и состязаний.
Дома зажиточных граждан, обычно двух- или даже трехэтажные, имели до 30 комнат. Строили их из обожженного кирпича, отличающегося прочностью, что немаловажно при довольно большой влажности. Использовали также сырец: изготовление его требовало меньше затрат, а в домах из него было гораздо прохладнее. В качестве связывающего материала употреблялся илистый раствор, в особых случаях (например, при создании системы канализации) — гипсовый.
Входили внутрь прямо с улицы через деревянные двери. Из дерева же, очевидно, делались и плоские крыши. Возможно, для настила применялся утрамбованный ил. Судя по сохранившимся постройкам, окон не было и свет поступал через отверстия в верхней части стен. Кроме жилых комнат в домах имелись хозяйственные помещения, комнаты для прислуги и сторожей. В специальных кладовых хранили продукты. Во дворах при доме готовили пищу; археологи обнаружили остатки кухонь и даже круглую печь для выпечки хлеба. Тут же, во дворе, вероятно, находился и мелкий рогатый скот. Основываясь на материалах раскопок, ученые пришли к выводу, что главной ячейкой общества являлась малая семья, занимавшая отдельный дом[240].