Характерной чертой студенческой жизни в Индонезии с момента резкого возрастания числа вузов в начале 50-х годов, т. е. после завоевания Индонезией политической независимости, и до середины 60-х годов была так называемая политизация студенчества, иначе говоря, размежевание вузов по политическим мотивам. Почти каждая политическая партия имела свой университет или академию. Студенты больше готовили себя к карьере политических деятелей, чем занимались науками по избранной специальности. С 1967 года правящие круги взяли курс на общую деполитизацию жизни в стране, на уменьшение числа политических партий и их роли в общественной жизни. Все это самым непосредственным образом коснулось и студенчества. Несмотря на сопротивление студентов, правительству к концу 70-х годов удалось в основном добиться своей цели: «вернуть студентов в кампусы» (студенческие городки), т. е. отстранить их от политической жизни. Это было сделано путем проведения ряда мер, включая запрещение деятельности политических партий в кампусах, роспуск студенческих советов, выступавших прежде в качестве объединяющей силы всех учащихся данного учебного заведения. Особая роль в деполитизации студенчества принадлежала министру образования и культуры Дауду Юсуфу, доктору экономических наук Сорбоннского университета. Он задался целью повысить успеваемость и уровень исследовательской работы учащихся, уменьшить второгодничество. Высшим органом студенческого самоуправления стали студенческие совещательные комитеты, которые в отличие от студенческих советов не имеют решающего голоса в назначении ректоров и профессоров, в составлении учебных программ. Правда, студенты и их организации не смирились, что, в частности, было продемонстрировано конгрессами студенческих и молодежных организаций в 1983 году, когда все они отказались принять концепцию панчасила как основу их деятельности. Иными словами, свою деятельность они по-прежнему пытаются основывать на идеологических концепциях политических партий, к которым они исторически примыкают.
Сменивший Дауда Юсуфа в марте 1983 года известный историк генерал Нугрохо Нотосусанто, который кроме должности министра образования и культуры занимал пост ректора Университета Индонезия и директора Центра истории вооруженных сил, сделал упор на гуманитарные предметы, на привитие учащимся националистических чувств. Был даже введен специальный предмет «Мораль панчасилы».
Закончить главу «Улыбающаяся нация» мне хотелось бы штрихами к портрету самого типичного индонезийца, как называли первого президента Индонезии Сукарно. Ограничусь лишь некоторыми замечаниями о личности Сукарно, не претендуя на исчерпывающее изложение его биографии, поскольку это прекрасно сделано в книге М. С. Капицы и И. П. Малетина «Сукарно. Политическая биография» (1980 г.). Познакомился я с Сукарно в 1956 году, когда сопровождал его в качестве переводчика во время первого визита в нашу страну. Затем довелось встретиться с ним в том же качестве в 1959 и 1961 годах, бывать у него в гостях в Джакарте и Богоре в 1960–1963 годах. Знаком я и с детьми Сукарно, особенно со старшим сыном Гунтуром и дочерью Сукмавати, а также с его женами.
Ни одна книга не может угнаться за событиями. Так, в путевых заметках Михаила Домогацких «Ожерелье экватора», вышедших в 1980 году, читаем: «На пути между цепью гор на южном побережье и рекой Брантас лежит городок Блитар, полусонный, тихий, кажется, чем-то напуганный… На простеньком деревенском кладбище среди других ничем не выделяющихся жителей похоронен бывший президент Сукарно. Дорога к кладбищу узенькая, до предела разбитая и давно не ремонтировавшаяся, обсажена еще в давние времена тамариндами. Редкая машина проезжает по ней сейчас». На самом же деле уже в 1979 году Блитар не был больше «полусонным, тихим», а стал шумным, напоминающим муравейник городом, и причиной тому стала могила Сукарно «на простеньком деревенском кладбище». Этого кладбища уже давно нет. Прах всех захороненных ранее (около трехсот), за исключением Сукарно и его матери, был перенесен на другие кладбища, а вокруг могилы Сукарно возвышается величественный мавзолей из светло-серого мрамора. Мемориальный комплекс Сукарно был открыт в девятую годовщину со дня его смерти — 21 июня 1979 года, ровно через год после того, как власти разрешили официально отметить «сэвинду», т. е. восемь лет со дня смерти Сукарно, в доме вдовы покойного, Фатмавати, в Джакарте. Мне довелось присутствовать на этой встрече, на которую собрались тысячи людей, включая министра информации генерала Али Муртопо, советника президента по идеологии Руслана Абдулгани, видных политических деятелей, представителей молодежных организаций националистического толка. Побывал я и на торжественном открытии мемориала Сукарно в Блитаре. Открывали мемориал президент Сухарто с супругой и вице-президент Адам Малик. Семья покойного, за исключением старшей сестры Сукармини, при этом не присутствовала из-за несогласия с местом его захоронения. Возражали его родные и против того, что из молитвенных зданий в мемориальный комплекс вошла только мусульманская мечеть, тогда. как «Сукарно принадлежал всему народу, представителям всех вероисповеданий».
При жизни сам Сукарно неоднократно выражал пожелание, чтобы его похоронили либо в Богоре, где находилась его загородная резиденция, либо в районе Бандунга, в прохладном и уютном Приангане, среди долин и гор, где он впервые встретил крестьянина по имени Мархаэн. Похоронили же Сукарно по решению правительства рядом с могилой матери на окраине Блитара, где постоянно проживала его старшая сестра. Сукарно завещал, чтобы на его скромном могильном камне была простая надпись: «Здесь покоится Бунг Карно, выразитель чаяний индонезийского народа». Вместо этого на темном монолите золотыми буквами выгравировано: «Здесь похоронен Бунг Карно, Прокламатор Независимости и Первый Президент Республики Индонезия. Родился 6 июня 1901 года. Скончался 21 июня 1970 года». Правда, как завещал Сукарно, недалеко от его могилы посажено развесистое священное для индонезийцев дерево берингин.
Справа и слева от могилы Сукарно находятся могилы его матери Иды Аю Ньоман Рай и отца Р. Сукеми Сосродихарджо, прах которого был перенесен из Джакарты. Все три могилы заключены в застекленный павильон из тикового дерева в стиле яванской архитектуры «джогло» площадью 376 кв. метров. Высота павильона 17 метров. Общая же площадь мемориального комплекса — почти 5 тысяч кв. метров. Кроме павильона он включает в себя небольшую, но весьма оригинальную мечеть, зал ожидания и несколько других помещений. Достойна упоминания Величественная арка — точная копия арки Варингин Лаванг в бывшей столице средневековой империи Маджапахит, которой, по преданию, восторгался великий патих (премьер-министр) Гаджа Мала, поклонником которого был Сукарно. Высота арки 11 метров — число для яванцев священное. Архитектура мемориального комплекса представляет собой соединение яванского, балийского и мусульманского стилей, так как мать Сукарно была балийкой, а отец яванцем.
Как известно, Сукарно умер в одиночестве, по существу под домашним арестом. Ему постоянно угрожали судом по обвинению в причастности к попытке переворота 30 сентября 1965 года. Вопрос о причастности Сукарно так и остался невыясненным. Представляется не лишенным основания вывод, к которому приходит Р. Суварто в своей книге «Величие и падение Сукарно»: «С политической точки зрения Сукарно вполне мог подключиться к событиям, происшедшим по инициативе Движения 30 сентября, чтобы призвать к порядку некоторых генералов, не желающих следовать его ультрареволюционной политической линии, опирающейся на так называемую ось Джакарта — Пекин. Такое предположение вполне допустимо, учитывая сложившуюся в тот момент обстановку».
Почему же Сукарно не был предан суду и после того, как два его адъютанта — бригадный генерал Суганди и полковник военно-морского флота Виджанарко — дали показания о причастности Сукарно к событиям 30 сентября? Правда, в письменных показаниях, зачитанных на процессе по делу бывшего министра иностранных дел Субандрио, Сукарно заявил, что ничего не знал о подготовке Движения 30 сентября, а генерал Сухарто, вероятно, по тактическим соображениям отмечал, что Сукарно не мог быть непосредственным организатором этого движения. По мнению хорошо осведомленных людей, привлечение Сукарно к суду могло бы вызвать гражданскую войну, если учесть, что сторонники Сукарно, фанатично преданные ему, были достаточно сильны, на его стороне стояли флот, морская пехота и ряд частей других родов войск, и суд над Сукарно послужил бы для них поводом к выступлению. По этой причине правящие круги не решились пойти на крайние меры. Они предпочли уладить дело сугубо по-явански, методом компромисса. Усилив давление на серьезно больного Сукарно (он страдал болезнью почек и малярией), его отстранили от власти. Сукарно же надеялся сохранить хоть немного былой власти, используя свой авторитет, основанный на яванском патернализме и всеобщем обожании, остаться пожизненным президентом. Что же касается того, почему Сукарно не призвал своих сторонников к действиям, то тут чаще всего приходилось слышать такой довод: Сукарно всегда был противником кровопролития. Как он сам признавался, за всю жизнь он не убил даже комара. Кроме того, он до самого конца верил во всесильность созданной им еще в 1926 году схемы о единстве трех сил: националистов, религиозных кругов и коммунистов, верил, что это единство в конце концов спасет его. А его противники утверждали, что поражение компартии Индонезии было предопределено всесильностью государственной идеологии панчасила, которую якобы пытались разрушить коммунисты.