– Очень смешно, – с укоризной качаю головой.
– И да, ты знаешь, на что я намекаю. Ирка, когда ты включишь голову, а?
– Не понимаю, о чем ты, – поглядываю по сторонам, вроде как в поисках туалета или вроде того.
– Я каждый раз говорю тебе одно и то же. А ты что?
– А что я, Жень? Я тебе уже не раз объясняла.
– Что он – отец твоего ребенка, и что все это подставы и бла-бла-бла, так?
– Жень, ну, не надо опять, мы ведь поссоримся.
– А я лучше с тобой поссорюсь, чем буду молча смотреть на это, – Женя со всей серьезностью отставляет стакан из-под кофе в сторону и придвигается ко мне, понижая громкость. – Ну, не бывает бывших зэков, милая, не бывает.
– Бывают люди, которых круто подставили их партнеры. Как у тебя с твоей первой девушкой, помнишь?
– Там меня просто развели по неопытности, признаю, – поднимает руки в защитном жесте. – Но ты-то уже не в тех годах, дорогая моя. Не тебе рисковать.
– Он ведь действительно отец моего ребенка.
– Это единственное, что оправдывает его присутствие в твоей жизни.
– Нет. Не только.
– А что еще?
– Либо мы закрываем тему, либо я ухожу, – сложив руки на груди, делаю ультимативное заявление.
– Все, sorry. Проехали, – неожиданно быстро пасует Женя.
Я озираюсь вокруг, стараясь отвлечься от мыслей о вещах, в которые снова решила зачем-то залезть Женя и чувствую какую-то тревогу в мире вокруг. Все движется, все по стандарту выходного дня в «Галерее» на Восстания, но где-то в глубине зреет эта самая тревога.
В этом подвешенном на ниточке деловитом спокойствии окружающего мира варится нечто, что по готовности взорвется и закидает всех нас горячей лавой, но крупицы моего счастья, рассеянные по моему дому, я должна уберечь. Уж не знаю, какой ценой и кого мне придется потерять по дороге. Но точно уйдут знатоки жизни. Все знают, как лучше. С небольшой ремаркой – лучше для них, а не для меня. Я надеюсь, что Женя не вступит в это общество правильных ребят, представители которого осуждают, не разбираясь, всех, кто мне дорог, вместо того, чтобы…
{20}
…но сейчас я веду так осторожно, как никогда. Плавно разгоняюсь и замедляюсь. Осторожно оглядываюсь по сторонам даже чаще, чем следовало бы. Глупо переживать, что какие-то внешние силы могут помешать нам с Андреем добраться домой. Но сейчас для меня все совсем не просто.
Мы едем молча и молчали с момента, когда он вышел из-за ворот. Последние дни ожидания после решения об освобождении подготовили нас обоих достаточно, и нам даже нечего было обсуждать. Нужно было просто сжаться в один комок и дотянуть до этого часа. И мы это сделали.
Мы это сделали. Теперь только мы. Я больше не хочу говорить только «я». Кто бы знал, как от этого безумно устаешь. И вообще от слов – множества бессмысленных объяснений очевидных вещей кому-то, кто плевать хотел на все твои мысли и желания и действует только во благо своих интересов.
Мы подъезжаем к дому, и тут полно парковочных мест, и как только я встаю на одно из них, включаю «паркинг» и дергаю ручник, из моих глаз начинают ручьями литься слезы. Я не могу никак их прокомментировать и не могу пошевелиться. Просто сижу и рыдаю. Андрей обнимает меня, кладет мою голову к себе на плечо, и я – вся такая мокрая и сопливая, – впервые за эти годы чувствую себя действительно кому-то нужной.
– Все позади. Все хорошо, – поглаживая меня по голове, шепчет Андрей. – Мы справились. Теперь все будет иначе.
Я хочу что-то сказать, но только утвердительно мычу в ответ, потому что у меня еще есть запас непролитых слез, и ему нужно иссякнуть, прежде чем я смогу продолжить.
Вечером мы сидим в ресторане, пьем «кюве престиж» и решаем, с чего начать новую жизнь. Я попутно рассказываю о том, чего мне удалось добиться на работе, которая проходила практически без отпусков все это время, и Андрей говорит, что я делала невозможное, что я героиня, и что за меня он хочет поднять бокал стоя и произнести тост, как я того заслуживаю.
– За женщину, без которой моя жизнь не имела бы смысла! – громко декламирует Андрей, жутко смущая меня под взглядами сидящих по соседству.
Он опустошает бокал залпом, встает передо мной на колено и целует мне руку, чем вызывает аплодисменты пары-тройки свидетелей этой сцены.
– Ну, все, все, не вгоняй меня в краску, – тушуюсь и хлопаю его по плечу, чтобы он побыстрее встал. – Я к такому не привыкла.
– Привыкнешь, любимая, – он снова целует мою руку и возвращается на свое место.
– Я уже и забыла…
– И правильно забыла. Теперь все будет еще лучше, чем когда-либо. Вот только…
Он уводит взгляд в бокал, берет бутылку и наливает немного на дно. Крутит бокал, наблюдая за большой вращающейся каплей на дне.