Сигнал справа пронзает мой мозг насквозь, и я машинально ударяю по сцеплению и тормозу. Мужик в серебристом «фольксвагене» тычет пальцем себе в голову и что-то визжит, и я уже почти вытаскиваю из кармана свой любимый жест средним пальцем, но сил на то, чтобы поднять руку, у меня не хватает. Мужик уезжает, а я понимаю, что в этих своих мыслях я окончательно потерялась и проехала на красный, и вот прямо сейчас был шанс превратить машину в покореженный кусок металла, а меня – в инвалида какой-нибудь группы с малолетним ребенком на руках. Вся жизнь в пропасть – за какие-то доли секунды. Забавно.
Бросаю свой «кашкай» около местного магазинчика и иду в сторону спуска к воде. Сколько я ни ездила по Ленобласти и сколько ни бывала в разных уголках страны, моим любимым местом для спокойного уединения остается Ладога, в районе Дороги Жизни. Иногда мне кажется, что я могла бы остаться здесь навсегда. По крайней мере, стало казаться после того, как Андрея арестовали. Быстрый арест, быстрый процесс. Все прошло удивительно быстро. И завертелось. Работа. Ребенок. Свидания. Ночь с несколькими короткими часами прерывистого сна. Работа. Ребенок. Свидания… меня зажало в кольцо, на разрыв которого нужно еще больше сил, чем на разрыв кольца блокады. И я сбегаю сюда просто чтобы сесть на берегу и уставиться куда-то вдаль, старательно игнорируя плавающих у берега лебедей и горланящих вовсю чаек. Там, в водной глади кажущегося бесконечным озера, на самом деле, нет ничего такого чарующего и прекрасного, но в этой отстраненности, в этой удаленности от всех контрольных точек на пути в очередной круг очередного дня я единственно могу побыть собой – той, какой я себя еще помню и какую хотела бы…
{11}
…не только приедем, но и зависнем у вас, – с шутливой угрозой в голосе добавляю я.
– Ну, тебя на раскладушку, а твоего – на коврик, – хохочет Лена.
– Я думаю, они с Серегой до утра будут за столом, а потом уже мы их уложим, как детей.
– Зная Серегины запасы бухла – это наверняка, – вздыхает Лена. – Ладно, дорогая, у тебя параллель уже минут десять бьется, а мне пора к своим уродам.
– Целую, обнимаю.
– Не пропадай.
Да, я знаю, что на параллели был Андрей, но я давно так от души ни с кем не болтала, как сейчас с Леной, и оно того стоило. Итак, набираем «Любимый» и готовимся к головомойке. После десятка гудков вызов прерывается. Странно. Я откладываю мобильник, пожимаю плечами и хмыкаю, будто показывая кому-то свое удивление, и иду проверить, как спит Манечка. Не проходит и минуты, как снова раздается звонок. На этот раз – с незнакомого мне номера. Поднимаю также решительно, как подняла бы при звонке с номера Андрея.
– Привет, милая, – сразу узнаю немного хриплый голос мужа.
– Привет. А что с твоим телефоном? Мы тут с Шустовыми договорились…
– Погоди, минутку, – он явно убирает телефон от уха и что-то бормочет кому-то явно в оправдательном тоне. – Да, извини. У меня тут небольшая проблема.
– Что такое? – отхожу от Манечки, выхожу из комнаты и закрываю дверь.
– Я на Садовой, в отделении. Под арестом.
В глазах резко мутнеет. Я быстро моргаю, мотаю головой, и зрение, вроде как, восстанавливается. А вот мозги, кажется, начали подвисать, и конкретно.
– Что значит – в отделении? Из-за чего?
– Послушай, это липовое дело. Но я знаю, что кроме тебя мне никто не поверит. Ты можешь приехать?
– Да, конечно. Конечно. Но как так?
– Долго объяснять. Приедь, пожалуйста. Все, больше не могу говорить. На мой телефон не звони.
Связь прерывается, и я хочу сесть, но ноги не сгибаются. Несколько дней назад у меня было какое-то дурное предчувствие, но на тот момент оно не оправдалось, и я забыла о нем. Видимо, напрасно.
Под арестом.
Неужели снова это дело, из-за которого его лишили прав? Что за чушь? Мы и так отдали слишком много, и я не понимаю…