– О вкусах не спорят, – отвечаю насколько возможно холодно, хотя голос предательски дрожит.
– Да я-то с твоими вкусами всяк спорить не стану, не мой профиль, – ухмыляется Женя. – Вопрос в том, что тебе с этим жить, и судя по одному обстоятельству, жить еще долго.
– Ты задрала меня своими намеками. Думаешь, он плохой муж и отец только потому, что у него нет дома на Крестовском и личного вертолета?
– Нет, просто потому, что он неудачник.
И вот это была последняя капля. Ну, явно не стоило Жене так перегибать палку, даже с учетом того, что она по жизни простая, как валенок.
– Посмотри на себя, если уж на то пошло.
– Уау, – Женя отодвигается вместе со стулом и принимает оборонительную позу. – А ведь нормально же общались, не?
– Ты начала всю эту хрень, – уже не стесняюсь повышать голос. – Я тебе просто и прямо ответила, а ты начала копаться в моем грязном белье и решила подключить к этому меня саму. Зачем? Давно не ссорились?
– Да уймись ты, львица, – Женя смеется и выпивает полчашки кофе залпом. – Господи, какой же дрянной «паулиг» у них, в Макдоналдсе, и то вкуснее.
– Я так смотрю, ты слила тему?
– Конечно. Нашла дуру, спорить с тобой насчет твоей прелести. Сомневаюсь, что ты кого-то, включая ребенка, будешь защищать так же, как этого гражданина.
– Он мой муж, – почти шепчу в ответ, ощущая, насколько сильно пересохло в горле. – И скоро станет отцом моего ребенка. Я думаю, на этом можно остановиться.
Женя пожимает плечами, и мы молчим снова. Я пытаюсь уцепиться хотя бы за одну мысль, которая не могла бы вывести на разговор об Андрее с последующим выцарапыванием друг другу глаз, но сейчас буквально все, что приходит мне на ум, ведет именно в этом направлении, и я хотела бы, чтобы Женя, с ее вечной жизнерадостностью и этакой милой пошлостью вырулила мое состояние в направлении взлета, ради чего я с ней сейчас и встретилась, но пока ничего не выходит, и я тянусь за кошельком, чтобы…
{9}
…перебираю в уме варианты того, как он отреагирует. Зазевавшись на светофоре, получаю мощную отдачу сигналами сзади и прерываю очередную фантазию. Почему-то каждый раз, когда я хоть на секунду перестою на светофоре, обязательно находится урод, считающий своим долгом посигналить. Причем, сдается мне, всегда это мужик – неудовлетворенный, скучный, жирный и тупой. И среди всего этого мне достался Андрей – бодрый, интересный, разносторонне образованный, хотя и работающий в не самой интеллектуальной сфере. Поэтому я и боюсь спугнуть его моим сегодняшним откровением. Впрочем, исходя из того, что я знаю о нем, ничего плохого не случится, и все же…
Опять зазевалась. Все, больше никаких прогнозов и рассуждений. Будь, что будет. Надеюсь, я достаточно хорошо знаю Андрея, и все пройдет, как надо. Впрочем, необходимо и достаточно того, чтобы он отреагировал на эту новость не так же, как я сама. У меня была истерика со слезами, всякой чушью про то, как теперь жить, и удивленными вопросами узиста на тему того, как я осталась без отца ребенка. А я ведь просто привыкла думать, что я одна и до сих пор переосмысливаю все события в жизни именно с этой стороны.
– Ты почти ничего не ешь, – спокойно, без волнения в голосе, но слегка настороженно замечает Андрей.
Я молча киваю, хотя здесь надо бы придумать какую-нибудь отговорку.
– Что случилось? – он отставляет тарелку и пристально смотрит на меня, изучая, как мне кажется, каждый сантиметр моего лица. – Опять что-то на работе?
– Нет, – понимаю взгляд, хотя хотела бы провалиться сквозь землю. – Нет, там все хорошо.
– А где плохо?
– Да, наверное, нигде, – вздыхаю. – Мне надо тебе кое-что сказать.
– Так смелее, милая, – Андрей пересаживается на стул поближе ко мне и кладет руку мне на плечо. – Тебе от меня нечего скрывать, поверь.
Почему-то в моем затасканном за день сознании возникает ответный вопрос «А тебе?», но это полная чушь, просто результат дикого волнения. Теперь осталось собраться с духом, рассказать долгую предысторию того, как я все узнала и с кем говорила и как это все…
– Я беременна.
Фух. Вот и все, а ты боялась. Главное – не готовиться слишком долго. Теперь следи за его реакцией. Так, глаза отвел. Плохой знак. Очень плохой.
– Вот так вот, – зачем-то добавляю и пожимаю плечами, словно извиняясь.
– И какая неделя?
– Четвертая, – шепчу, предчувствуя какое-то неприятное продолжение.
– Это ужасно, – качает головой Андрей. – Просто кошмар.