Я ставлю отметку на том, как легко и непринужденно говорит о самом факте соития своей родной незрелой дочери с каким-то совершеннолетним одноразовым хахалем Олег, но вслух ничего на эту тему не говорю.
– В этот раз – и ей почти возраст согласия, и ситуация своеобразная, – продолжает Олег, деликатно наполняя по ходу пьесы еще стопку до краев. – Была вписка, народу тьма. Все на хате ее подруги, за городом, семья у подруги уважаемая, так что отпустили ее туда без вопросов.
Он замирает на несколько секунд, потом опрокидывает стопку, закусывает крохотным кусочком какого-то дешевого сыра и продолжает.
– Да и попробуй ты ее не отпусти куда сейчас, – вздыхает Олег. – Короче, дело к ночи, точнее – час. Звонок на материн мобильник – так, мол, и так, приезжайте спасайте, меня изнасиловали. Полумертвым шепотом. Я уже тогда почуял, что какая-то джигурда нездоровая пошла, но все равно первая мысль – все, жопа кому-то сегодня, если найду.
– И ты поехал убивать, ага?
– Я поехал ее спасать. Врываемся мы, значит, в нужную комнату в той хате, где они гудели, а там – картина маслом. Алина сидит губы кусает, чувак какой-то на кровати спит, и на простыне кровь кое-где. Я охренел, конечно, бросился его поднимать, и тут меня тормозит эта малолетняя дрянь, едва на ногах стоящая и с перегаром – таким, что я, взрослый мужик охренел… ик…
Он делает паузу, наливает еще стопку, но отставляет пока в сторону.
– Короче, говорит, вы не психуйте, все нормально, просто перепихнулись, но он совершеннолетний, так что у него будут проблемы, и все такое. Там еще много всякого было сказано, но по итогу я пришел убивать насильника, а по щам досталось-то ей.
– За дело? – только и спрашиваю я.
– Еще как, – кивает. – Короче, состряпали историю, что она спала, а он пришел и взял ее силой. Парень проснулся, начал возбухать, и тут вот у меня пошла дилемма.
– Ага.
– Вот и ага. Надо было решить – либо я включаю заднюю, забираю эту шалаву, и мы все забываем, либо продолжаем цирк. Моя, само собой, орет, что ему песец, что мы уже чуть ли не с ментами приехали, Алина начинает плакать, как будто у нее «айфон» украли, а я стою, как хер на именинах и думаю, как быть. Ну, и не выдержал.
– Все-таки его отделал? Или думал на бабки поставить?
– Куда там. Кто-то из молодежи в тусовке, как услышал про изнасилование, вызвал ментов. Кровь сыграла, на самом деле, решающую роль. Этот парень-то, как рассмотрел всю картину на простыне, сел, голову руками накрыл, и ни слова больше не сказал. Он, наверное, сам поверил, что жестко ее насиловал.
– А по факту?
– Да, месячные у нее были, второй день. А местные менты особо не разбирались. Браслеты – и в отделение. С поличным взяли чикатилу малохольного. Эксперты тоже быстро отработали – малолетка, че тут думать – от изнасилования до совращения один шаг.
– Повезло.
– Не говори, – Олег пьяно, неровно вздыхает, снова нервно чешет подбородок и уничтожает еще стопку. – Но самое хреновое то, что там до хера народу видели, как она его клеила, и потом они оба пропали. И вот как теперь это все обернется – непонятно. Ну, точнее – на тот момент было непонятно.
– А теперь понятно всей стране?
– Да всему миру, сука, понятно, – едва не плача, резко отодвигается от стола вместе со стулом Олег. – Осталось только разобраться, на хера это было делать. Я Ленку спросил, так она говорит – если публично заявить о такой херне, то все будут на нашей стороне. И нет, чтобы успокоиться и дождаться, как суд решит – сдуру написала туда, на канал, а им только того и надо – зверинец свой пополнить. Сюжет сляпали, все сняли, смонтировали – и запустили в работу. Несчастная, сука, жертва.
– Могете, – вздыхаю, отпиваю пива и чувствую, как снова начинается приступ, но стараюсь не подавать вида.
– Теперь, пока Коля не сел или не оправдался, надо в каком-то бункере место искать.
– И хрен знает, какой исход лучше, – пожимаю плечами.
– Ага. Вообще неясно.
В целом, меня такой расклад совершенно не удивляет, потому как я самую малость знал, как воспитывалась и росла Алина. Она всегда была просто малолетней шаболдой, с самого раннего возраста – лет с четырнадцати, – старалась назначить себе цену среди парней, показать, что знает ее, а лучше – каждый раз эту цену повышать. Но с учетом своеобразной, хотя и симпатичной отчасти внешности, удавалось эту цену повысить далеко не всегда. И потому девочка старалась изо всех сил, так что неудивительно, что она решила стать femme fatal, когда выяснилось, что обналичить ее сексуальные услуги не удается.
Вообще, я даже отчасти сочувствую ей. Трудно быть по жизни пустоголовой курицей – пустышкой с колоссальными запросами. Вся трудность даже не в поиске спонсора, а в том, что пустота в душе не заполняется этой всей херней с суммами на ярлычках дорогих шмоток и «айфонов», и более того – увеличивается с каждым днем, превращаясь в пропасть, шансы выбраться из которой все меньше и меньше. И начинается игра в сверхчеловека, который должен кому-то да поднасрать в этой жизни. А по итогу, все это приводит к настоящему, серьезному и непоправимому одиночеству. Самодостаточный человек не бывает фатально одинок – либо он чем-то занят, в чем он тонет с головой и чему радуется, либо его находят без труда те, кому он нужен. Пустышке никак не заполнить себя ни вещами, ни вниманием. Для многих даже наличие стабильной пары, семьи, детей – это те же самые попытки заполнить пустоту. И зачастую – совершенно безуспешные – истерические всхлебывания и потрясания руками в поисках, за что бы зацепиться, утопая в собственной тупости и предубежденности. И самая главная ошибка – это постоянно искать куски строительной смеси, чтобы закрыть осыпающуюся яму собственной обреченности жить с пустотой внутри, – яму с хрупкими краями, за которые нельзя зацепиться, – каждый раз надеясь, что вот-вот все станет зашибись, и яма начнет заполняться.