Но самое страшное не это. Пройдет неделя, другая, третья, и общественная память затрется. Рамки металлоискателей в метро перестанут орать, а на орущие перестанут реагировать. Следить за элементарной безопасностью тоже перестанут, как и оглядываться по сторонам, и вместо осознанной общественной осмотрительности, восторжествуют великие и могучие «если на роду написано – не уйдешь» и «только не со мной». Какая сука, кстати, написала на моем роду этот рак? Явно не мои родители, которые всегда давали мне самое лучшее из того, что могли позволить, пока не погибли.
Лена снова вызванивает меня в парк. Она подает в суд на семью уже сидящего парня, пытаясь сколотить моральный ущерб, собирает доказательства травли. Мы говорим совсем немного, и я больше не хочу с ней общаться, о чем ей и сообщаю.
– Почему?
Она пытается меня догонять, но я иду в сторону метро нарочито длинными шагами.
– Я думал, тебе нужна помощь, – качаю головой и с отвращением сплевываю в сторону.
– Мне нужна была. И нужна сейчас, Федя!
– Тебе нужно только получить свое. А у меня твоего нет. Прости.
Я упакован, как посылка с Алиэкспресс. Черный пуховик, черные очки, закрыт наглухо. Смотрится смешно, скорее всего. Даже нет. Болезненно. Достойно психа-одиночки. Первые теплые солнечные дни уже начались, и все стараются раскрыться, одеваться хоть немного полегче, пусть даже простыть. А я наоборот. В этом парке, полном молодежи и вообще удивительно позитивных на вид людей я кажусь лишним.
Ребенок лет трех-четырех пытается ехать на велосипеде, и его подгоняет нервная мамаша. Паренек в очередной раз кренит четырехколесный агрегат и заваливается, и мамаша кричит, что надо крутить педали. А я улыбаюсь, потому что это здорово. Пацан, конечно, расстроен, и ему сейчас кажется, что это очень трудно – начинать, и что такое начало того не стоит. Но я-то знаю, что начало – это самое лучшее время. Время, когда можно выбрать направление и не прогадать. Время, когда можно что-то поменять, не переживая за груз, уже накинутый на спину. Время, когда небо – чистое и ясное, и взлет и посадка будут идеальными, и мы будем молоды и счастливы. Время, когда все впереди, и пусть ты не знаешь, что это все из себя представляет, и не знаешь, куда точно идти, но вокруг – миллионы дорог, и каждое облако дня и каждая звезда ночи – это новый возможный путь, новая мысль, новое решение и новое счастье. И весна – это начало, в этом вся ее суть. В гнезда на дереве около моего дома вчера снова прилетели птицы, а значит – все началось снова. Я впервые за полтора года вижу все это по-настоящему и не знаю, в чем дело – в пройденной уже давно психотерапии или в том, что я устал страдать и понял, чего лишился за то время, что упивался этими страданиями, большая часть которых была мной же и придумана. Во только и здесь меня ждал сюрприз.
Жизнь не уступает, и мир готов продолжить то, что было приостановлено в мороз, переступив через боль, голод и страх. А я не готов. Моя проблема в том, что нового начала мне уже не достигнуть, и я на стадии завершения. Вчера я получил результаты анализов, которые выявили еще одну врачебную ошибку, и я все равно умру, скорее всего. Уникум хренов. Метастазы в теле. По чуть-чуть расходятся, заставляя все больше клеток мутировать. Как можно было ошибиться так глупо дважды – черт его знает. Может, и ошибки-то не было, просто хитрость природы. Я высыпаюсь, как песок через сито, с каждым днем, и, что самое обидное, золота-то в сите не останется. Останется лишь гуляющая по кругу пыль. Но уж в этом-то точно виноват я сам, и что ни говори…
Гордыня
…и замечает, что я выгляжу гораздо лучше, хотя про него того же не скажешь.
– Не, серьезно, – Олег отпивает немного пива и зажмуривается. – Слушай, просто класс. Никогда такого не пил. Это немецкое?
– Австрийское, – усмехаюсь и отпиваю немного своего «гессера». – Завязывай с «охотой крепким».
– Федь, я вообще с прошлым завязываю. Че я, собственно, тебя и пригласил посидеть.
– А именно?
– Ну, расквитался с Ленкой, работу сменил. Вот и решил поделиться.
– И давно?
– Пару недель, как оформили развод. Но не жил я с ними уже прилично.
– А что они?