– Да мне по хер. Алина уже совершеннолетняя, вот пусть и решают теперь все вопросы, как взрослые бабы.
– Они-то нарешают, – вздыхаю. – Что дальше думаешь делать?
– Жить, наконец-то, Федя, жить. А ты?
– Я тоже, Олег. Я тоже.
– Ну, бывай, – подает мне руку Володя, и он оказывается замыкающим в этой цепочке уезжающих на такси.
Вечеринка в честь моего внезапно нагрянувшего в разгар весны Дня рождения, в принципе, удалась. Уборки здесь примерно на всю ночь, но завтра не на работу, что уж там.
Ну, да, как же не полицемерить, да, Федя?
Алена не пришла. Когда я организовывал этот сборище на пять-шесть человек, вдохновившись жизнеутверждающим посылом Олега, я, конечно, мечтал увидеть ее. И она до последнего не отказывалась. Вот только дураку понятно, что она устала видеть мою рожу, и после всего, что было, она имеет полное право меня динамить. Возможно, и Антон был против. Хотя, ему-то, в первую очередь, насрать и на меня, и на нее. Я вообще не понимаю, как она его утащила на это социальное днище – договариваться о моем лечении сначала у онкологов, потом в Бехтерева. Он – человек другого мира, и там лечат не суицидников на почве одиночества и нищеты, а зависимость от кокса по двенадцать штук за грамм.
В любом случае, компания разошлась, и я могу сделать то, о чем так мечтал уже где-то час. Упасть на пол прямо в прихожей и отдышаться. Я давно так долго и уверенно не симулировал отличное состояние и бодрость духа, и если сейчас кто-то вернется, забыв мобильник, я скорее провалюсь под пол, чем встану. Меня сковывает боль, и температура явно уже зашкалила за сорок.
Полежав так с полчаса я доползаю до того самого дивана, который видел меня во всех самых дерьмовых моих состояниях и вытаскиваю из-под подушки свой главный подарок самому же себе. Увесистый, но отлично сидящий в руке.
Я мог бы завидовать всем тем, с кем сегодня пил, болтал и слушал музыку. У них есть полноценные жизни, и они знают, для чего они нужны. Но в отличие от них всех, я не боюсь посмотреть в лицо фактам, которые чреваты для меня гибелью. Я смотрел им в лицо когда готовился к первой операции, я заглянул туда же пьяным в хлам, когда меня принесли на вторую и я одним глазом глянул на них, когда пришел к мысли, что пора собираться в ад через веселящий коктейль.
Конечно, я понимаю, что тот первый раз был совсем не тем, о чем я думаю сейчас. Вообще, осознание того, что за одно мгновение исчезнет все – совершенно непримиримая со здравым смыслом вещь. Когда я запивал бухлом убойные колеса, где-то в глубине души у меня теплилась надежда на то, что я открою глаза – и все станет, как раньше. Не то, чтобы это была надежда на некое пробуждение и переосознание жизни или на то, что все вокруг вдруг поймут, как были неправы, не понимая меня – жалкого депрессивного клоуна, из своей спасенной, в общем-то, жизни сделавшего посмешище – существование, не более того. Просто хотелось совершить хоть какой-то поступок, сделать хоть что-то радикально новое, и, конечно же, вместо поиска новой работы – с которой, впрочем, и так, благодаря Володе, все сложилось, – или нового увлечения, а то и новой девушки, нового места для жизни, я погнался за дешевым позерством. Как и все безвольные мудаки. А вот этот кусок железа – нет, этот красавец «макаров» – уже не даст шансов на возврат. Еще вчера я думал о том, что жизнь и так разрушена – дальше некуда. Потом сомневался, потом решался и смирялся, и все это за один день, а теперь, когда патрон в обойме, и одно нажатие на курок решит все, я просто остаюсь где-то между двух огней, но выбор в любом случае будет сделан – из двух вариантов не выбирают дважды, – и я понимаю, что пора взять и…
ПОСЛЕДНЕЕ НЕВЫСКАЗАННОЕ
Casus dementis correctio fit sapientis.
…несмотря на работающий кондиционер. Половину времени полета я стараюсь смотреть в иллюминатор, но внизу слишком облачно, и я не ощущаю расширения пространства. Тупо пялюсь в потолок. В инструкцию по безопасности на борту. На крашеную блондинку в прозрачной кофточке справа, у противоположной стены. На лифчик, в котором потерялась ее крошечная грудь и на ее мерзкую ямочку на подбородке. Эмоции это все вызывает примерно одинаковые. Пустые. Меня сдавливает салон. Мне мало места, и я не представляю, как сделать так, чтобы его стало больше. Выкручиваю обдув на максимум. Если бы.
Я стараюсь не смотреть на Ольгу. Она уснула в начале полета, закинувшись легким снотворным, потому что она немного переживает во время полета. По ее словам. По факту – она жутко боится высоты и всего, что с ней связано. Однако риск полететь на самолете той же марки и авиакомпании, что упал в прошлом году на рейсе в Архангельск, она считает оправданным, потому что мы вроде как устали и летим отдыхать. К морю, солнцу и прочим тривиальным, практически детским радостям жизни среднего класса.