Но сейчас я не понимаю себя. Мне кажется, что я не такой, как есть в зеркале, но стоит мне спросить, какой я на самом деле, и ответ, вроде бы столь очевидный, расплывается где-то вдалеке. Я не знаю, кто я. Я тону в самом себе и том, чем себя окружил, во лжи и лицемерии, за которыми, в общем-то, никогда ничего существенного спрятано и не было. И в такие моменты – моменты осознания чего-то странного и страшного – даже Ольга с ее списком достижений теряет значение. Вот только я знаю, что будет утро. Будет ее лицо. Будет та же боль.
Я выхожу на балкон. Смотрю в глубину южного неба. С непривычки может показаться, что рядом, на расстоянии вытянутой руки начинается открытый космос. Вспоминаю, что в последний раз я видел такое обилие звезд зимой в деревне, когда мы поехали праздновать с Ольгой Новый Год к ее дальним родственникам, поскольку там же собралась толпа ее родни, а мне, как лишенному родителей в девятнадцать в результате несчастного случая, в общем-то, было плевать. Помню, я тогда жутко надрался и, выйдя на улицу, обомлел и рухнул прямо в сугроб, увидев это небо. Разумеется, сейчас я понимаю, что видел такие картины и раньше – на море, в других местах, где воздух чище и свежее, чем в мегаполисе, но опьянение превратило это деревенское небо в безграничное, чарующее, бездонное великолепие.
Внизу, недалеко от гостиницы, идут, болтают и смеются две пары. Довольно симпатичные девчонки. Рослые парни. Шутят, попивают вино на ходу, подтрунивают друг над другом. А я уже где-то не там, хотя не отказался бы туда рухнуть.
Не выдерживаю и звоню в обслугу. Заказываю шампанское и гранатовый сок. Я мог бы попросить сразу смешать из них коктейль, но боюсь, что на меня посмотрят, как на полного кретина после этой просьбы. У меня странный вкус. С другой стороны, он мой, и его нечего обсуждать. Я же не обсуждаю и не осуждаю, например, копрофилов или сторонников уринотерапии.
В какой-то момент мы с Ольгой жестко рассорились. Разъехаться она даже не предлагала, словно бы наверняка знала, что все обойдется. Тем не менее, говорить мы друг с другом не могли, на работу она ездила на метро, потому что не хотела сидеть со мной в машине, а о сексе и мечтать было нечего. Я пытался привести все в божеский вид, но результаты были один печальнее другого. То было время других доходов и еще других отношений.
Создавалось ощущение, что год совместной жизни пошел коту под хвост. С другой стороны, я понимал, что это действительно больше смахивает на временное явление. Тем не менее, вертихвостка Катя из бухгалтерии моей конторы оказалась достаточно податливой, чтобы поймать эту волну моего уныния, и, начав с пьяного флирта на корпоративе, мы дошли до мысли, что я буду не прочь зайти к ней в гости, чтобы посмотреть, какую шикарную статуэтку она купила в Таиланде, когда ездила туда весной. Слово за слово, и мы оказались в не совсем одетом состоянии на катиной постели. Откровенно говоря, я сам не сразу сообразил, как оказался возможен такой поворот, но шампанское поверх водки и коньяка оказалось фактором, ослабившим мои сомнения. Наутро, правда, я понял, что и это было ошибкой.
Моя случайная пассия сняла с меня, мешком свалившегося на ее кровать, штаны и, игриво подхватив языком мой член, запустила его к себе в рот. Тогда я ощутил потрясающий, неимоверный прилив возбуждения, ощутил себя чуть ли не быком-осеменителем, готовым перетрахать все, что движется. Я не испытывал такого возбуждения с Ольгой уже давно. Решив, что этот стояк будет жить вечно, Катя явно отрепетированным движением скинула с себя платье, вытянула из упаковки невесть откуда взявшийся у нее презерватив и натянула его на уже начавший опадать член. Немного помассировала головку, чтобы наверстать упущенное, но я уже ощущал себя не так. Странная, бесформенная и уродливая мысль шлепнулась в мое сознание против моей воли, и пойманное мной возбуждение иссякло. Попытавшись оседлать меня и поняв, что выходит как-то не очень, Катя в деликатной форме призвала меня встать и вставить ей как следует, и я не смог отказаться. Встал, качаясь, поставил ее на четвереньки на кровати и, ухватив член у основания, начал впихивать его в ее уже истекавшее смазкой влагалище. Зайти удалось. Потолкаться немного тоже. Но у меня неизбежно пропадала эрекция, и я ничего с этим не мог поделать. Более сильные фрикции и обхватывание мощных, упругих бедер Кати не помогали. Я вылез из нее своим трусливо сжавшимся отростком и безнадежно упал на кровать. Опьянение в лучшем смысле этого слова иссякло. Реальность вновь стала комком уродливых нестыковок, какой была в тот момент, когда я в последний раз расходился с Ольгой утром. Катя легла рядом, стала нежным голоском убеждать меня, что ничего страшного, что я просто устал, поддался стрессу, что всякое бывает, и что в другой раз получится лучше.