К вечеру мы с Ольгой решили, что никто ничего готовить не будет, и мы ужинаем в «Двух палочках» на Невском, потому что ей захотелось чего-нибудь попроще, поэкстремальнее. Я лениво лакал крем-суп из лосося, потому что остальное меню мня почему-то жутко раздражало и я был не голоден. Ольга уплетала «филадельфию». Меня раздражали ее повышенная любезность с косоглазым пареньком-официантом, его ехидный взгляд, сползавший с блокнота для записи заказа на ее декольте, но я молчал.
– Нас приглашают на свадьбу будущие Ивановы, – сообщила мне Ольга.
– Круто, – кивнул я. – Ты хочешь туда пойти?
– Конечно! Шутишь? – она несколько возмутилась моим тоном, потому что по нему сразу стало ясно, что я не хочу идти на эту дерьмовую свадьбу ее слабоумной подруги-парикмахерши и какого-то менеджера по продажам, приехавшего то ли из Тобольска, то ли из Мухосранска. – Лидка меня с тапочками съест, если я не явлюсь.
– А если я скажусь занятым?
Ольга отложила палочки и посмотрела на меня с явным укором – когда она так делала, ее черты лица становились разительно острыми, раздражающими. Я махнул рукой и, отбросив ложку в сторону, стал допивать крем-суп прямо из миски.
В тот вечер мы прогулялись по летнему городу – просто, незатейливо, без особой цели. Вечером у нас был бурный секс, каких давно не бывало. Когда Ольга уснула, положив голову мне на грудь, я долго смотрел в потолок, пытаясь понять, что же я чувствую по отношению к ней и на сколько этого еще хватит. Не понял. Уснул.
Мы сидим в местном ресторане и попиваем вино, ожидая, пока мне принесут что-то мясное, заказанное Ольгой. Она уже получила свою рыбу и сейчас немного обеспокоена фактом, что я не стал ковыряться в меню, как было принято у меня в новых заведениях, а просто предложил ей самой заказать на свой вкус. Я говорю, что надо бы сходить к местным горам, половить острых ощущений. Ее успокаивает тот факт, что я проявляю хоть какой-то интерес к реальности вокруг, потому что вчера мне было не до этого. Я прикидываю, во сколько обойдется реализация моего же предложения. Моя кредитка страдает уже который день, но это лучше, чем бесконечно менять наличку. Ну, по крайней мере, мне такие обмены кажутся бесконечными.
Иногда я задумываюсь о том, как вообще выходит, что такие средненькие, обычные люди, как я и Ольга, не страдают недостатком денег и жизненных удобств.
Ольга перекладывает бумажки и переправляет данные в документах, используя интернет, и имеет за это полторы тысячи долларов. Я перекладываю бумажки, строгаю отчеты, измываюсь над торговыми представителями и получаю за это около трех тысяч плюс всяческие компенсации – разумеется, все это серыми. Мой официальный оклад – двадцать пять тысяч, и я вроде как не ропщу. Есть и другие люди. Кто-то спасет человеческие жизни и имеет тридцать российских. Кто-то убирает улицы и имеет десять. Но все они не имеют высокого уровня негативного стресса, а я имею, поэтому мои доходы обоснованы. В конце концов, каждому из нас платят столько, сколько мы стоим. Я не знаю, сколько стою я, поэтому не готов открыть свой бизнес – ведь в таком случае мне придется платить себе самому.
– Ты прикинь, Сашку Мельникова уволили по статье, за коммерческий шпионаж, – Ольга наивно считает, что эта новость должна меня поразить до глубины души. – Докопался, блин. Теперь еще, говорят, его могут посадить.
– Круто.
Каждый копает, где может и как может. Я никогда не осуждаю тех, кто добывает деньги преступным путем – разве что, тех, кто обирает инвалидов, пенсионеров – то есть, немощных, неспособных сопротивляться. В наших краях стать по-настоящему успешным человеком без подвязок – примерно как построить коммунизм. План на теории есть, но с реальностью общего имеет меньше, чем ничего. Я тоже на свое место, конечно, упал не с улицы. За моими плечами институт, получение пожизненного отвода от всякого дерьма вроде армии и сборов, старания родного дядьки, пообещавшего после гибели моих родителей, что я не пропаду. Его усилиями я и попал не на место сраного стажера в захудалой двухэтажной конторке с окладом, достаточным на оплату кредитов за «фокус» и «однушку» в Девяткино, а в приличную организацию на солидных условиях. От дядьки я получил одно-единственное наставление, и звучало оно: «Не охеревай». Большего и не требовалось. Я не прыгал выше планки, а планка методично поднималась, и все были довольны.