– Я хочу снега!
Я кричу на всю округу, что подтверждает увесистое эхо, падающее на сотни метров вокруг. Но ничего не происходит. Еще двадцать минут назад бил невыносимо слепящий на дороге снег, а когда я подъезжал сюда, падали лишь тихие скромные снежинки – и больше ничего. Я приглушенно матерюсь и снова кричу, что хочу снега.
И ничего. Никто меня не слышит. Я сажусь прямо на слегка подмерзшую грязь рядом с машиной, опираясь о дверь неестественно напряженной спиной, и накрываю лицо руками, пытаясь заплакать или снова закричать или сделать еще хоть что-то, лишь бы это помогло.
Помогло в чем?
Шансов нет. Немного посидев так, я встаю, отряхиваю задницу и собираюсь уезжать. Мне кажется, кто-то прикасается к моему плечу, и я рывком оборачиваюсь. Но никого нет. Просто огромные хлопья снега падают навстречу моему взгляду, инстинктивно ускользнувшему вверх, в беззвездное небо. Снег все ускоряется, снова задувает, разгоняя пургу, ветер, и я стою, опешив и не в силах сдержать слез. Но не слез счастья или горя. А просто слез от осознания того, что самое желанное в жизни получаешь тогда, когда это не нужно, либо когда уже не можешь этим воспользоваться.
На мобильнике, лежащем в машине, высвечивается вызов, и это Соня, и поэтому я не беру трубку. Мне абсолютно нечего ей сказать. Я отхожу от машины, забираюсь по лестнице, вдыхаю морозный воздух. Одышка сообщает, что я поднимался слишком быстро. Иногда, глядя на свое отражение в зеркале – круглолицый, темноволосый правильный мальчик за тридцать, – я понимаю, что я – конченый упырь, недостойный того, что получил. И я говорю каждый раз – ты молодец, ты всегда делаешь правильный выбор, ты прагматичный и хозяйственный… Только вот теперь остается понять, какого хрена я делал выбор из соображений прагматизма там, где все казалось только чувств? И что делать теперь? Дамоклов меч собственного выбора почти касается острием моей головы, волосы на которой перемешиваются морозным ветром и обмерзают, как и лицо, и руки, а я берусь за стальные прутья ограждения и не чувствую их, и снег хлещет по моим щекам, и все это кажется совершенно нереальным, и мне хочется проснуться, но я боюсь упасть для этого. Я боюсь, что это не поможет. А вообще, я боюсь смерти. Но еще больше – ее смерти. Гораздо больше, чем своей.
Что я могу сделать?
Помочь?
Что-то оплатить?
Я видел все, что там написано. Я слышал ее. Я уже опоздал. И если я хочу что-то сделать, мне надо прийти к ней.
А она не пустит тебя на порог. Потому что ты – ничтожество.
А вы как считаете? Ах, да, вы же просто смотрите. Просто проходили мимо. Я вижу ваши следы на снегу около вышки. Вы проверили, достаточно ли прочна опора? Не хочется потерять такое шоу из-за моего неверного шага? А как насчет этой внезапной пурги, которая крошечными ударами разрывает мое лицо? Как вам такие спецэффекты? Для вас все – постановка. Чужое горе – не беда, так ведь? Всегда можно наплевать на это, вздохнуть для приличия и пойти по своим делам, изобретать новые способы испортить чужую жизнь. Мне даже жаль, что вы все это видите, потому что вы сможете пользоваться моим опытом.
В груди начинает жутко болеть, до истерики где-то в глубине помутненного сознания. Мне кажется, что это предел, что боль разорвет меня, остановит сердце, и я умру, но это просто чертова невралгия, я уверен. На вашу радость, я вряд ли сдохну здесь.
Она всегда жива. Все мои люди всегда живы. Как и я. Они не могут умереть.
Все, кого я люблю – это я. Как возможно, чтобы их не стало, если я есть?
Черта с два ты отмажешься, Сашенька. Не в этот раз. Благодетельство не проканает. Прости и спускайся. Тебя ждут. Только не там, куда тебе хотелось бы приехать. Довольствуйся малым. Ты хотя бы не умираешь по-настоящему.
Сажусь в машину, не чувствуя пальцев на руках. Ноги тоже промерзли. Лицо онемело.
Соня снова звонит, и на этот раз я поднимаю.
– Да,– сглатываю, морщась от рези в горле, – дорогая, я скоро буду.
Дальше я ее просто не слушаю и выключаю телефон.
Она приготовит ужин, а я не смогу есть, и ее смутит то, что у меня нет аппетита, а потому пойдут вопросы…
Я делаю рывок рулем влево и едва не сбиваю двоих девушек на пешеходном переходе, который только что казался пустым, и почти останавливаюсь, чтобы извиниться и даже представляю, как это делаю, но потом крепко сжимаю руль «аккорда», вбиваю педаль в пол и с рычанием кик-дауна уношусь прочь.