– Мне принесли большой альбом с классными профессиональными фотками самых красивых мест мира. Подружки. Буду смотреть вечером, – хватается она и улыбается.
А я хочу плакать и кричать, но делаю вид, что мне интересно все, что она говорит – каждое слово. Мне чертовски нелегко понимать, что она постоянно чувствует боль, осознает ее – даже сейчас, когда мы обсуждаем какие-то глупости. Когда она попала под нож с непроходимостью пищевода, боль тоже была, и она топила ее, но она могла выплыть на время. А сейчас она скорее задерживает дыхание, попадая под волну. Но то, что происходит сейчас, никто на ее месте не смог бы перенести более стойко.
– Мама с папой приедут через час, – как бы невзначай сообщает Диана.
Я понимаю, что нужно приступать к прощанию. Очень плавно.
После коротких переговоров с дежурным врачом по поводу соблюдения всех процедур, которые я обсуждал с Петром Марковичем, я торопливо ухожу из онкоцентра, спускаюсь по пандусу, нагло перепрыгиваю забор и иду на Ветеранов, но, пройдя метров пятьдесят в сторону метро, я замираю и хватаюсь за решетку забора и смотрю на полукруглое здание, словно думая, что бы с ним такого сделать. И ничего не приходит на ум. Только отчаянное желание остаться.
На стене рядом с остановкой напротив кто-то за ночь написал «Хочешь развести тараканов в голове? – Читай библию» – вчера еще этого не было. Сидя на остановке на Голикова, я пропускаю несколько автобусов до метро, пытаясь провалиться во временную яму, чтобы немного отдышаться, но ничего не выходит, и я встаю и шагаю к метро, надеясь, что по дороге мозги проветрятся, и я снова начну соображать ясно.
Дома я кричу и разбиваю настольную лампу об пол и бью ногами диван, игнорируя боль. За что? Да поди ты разберись. Что-то рвется наружу из меня, и мне самому это не очень нравится, но от себя не деться. Иногда я ненавижу эти походы в клинику, но в дни, когда их нет в моих планах, я ненавижу себя за то, что я не рядом с ней. Об этом же я думаю, когда мне приходится заночевать на Крестовском. Этим вечером мне совершенно нечем заняться, и я думаю о том, чтобы позвонить…
Лидия
…проглаживая ладонью смятую простынь и пытаясь отдышаться после выброса из странного утреннего сна. Кто-то может сказать, что это очень просто, но для таких выводов ему стоит проделать мой путь – не пропуская ни единого шажочка.
Я озираюсь вокруг и вижу вещи, которые мне не нравятся. Так давно, но так везде – по всей этой квартире, рассчитанной на семью с тремя детьми и солидным достатком, – и я не готова к борьбе с этим. Честно говоря, я сейчас вообще ни к чему не готова. После сумбурного вечера и приступа бессонницы, продлившегося до пяти утра, я совершенно не в форме, несмотря на то, что проспала семь часов кряду. Я нажимаю на потайную панель у изголовья кровати, и потолочные панели обращаются из белых в зеркальные, и я изучаю себя – абсолютно голую, распростертую по смятой мной в одиночку постели. У меня явно проблема с животом, но его пока нельзя трогать, потому что мой «пластик» настрого запретил мне что-либо делать, пока не приживутся новые грудные импланты. Чертова безопасность губит мои нервы, но это лишь дело времени. Мне даже интересно, за какие деньги этот еврей сделает мне все и сразу и не будет ныть, что так нельзя. Перекачать мне губы так, что пришлось делать обратную коррекцию – это можно, а живот подтянуть – нельзя. Он тонко намекнул на мой возраст – я уверена. Но черта с два он признается.
Губная помада отвратительно растерта по лицу. А вот и красный след на подушке. Все логично. Дребезг вибрирующего на столике телефона выводит меня из себя, и я перекатами добираюсь до края кровати и беру трубку, не глядя.
– Привет, красотка.
Черт, эта дурная привычка меня погубит. Это снова Михей
– Я сплю.
– Самое время готовиться к вечеринке, а не спать.
– Я не иду сегодня.
– Да ладно? Надеюсь, это розыгрыш?
Я молчу и оглядываюсь в зеркало на потолке, где красуются мои идеальные ягодицы и почти идеальные ноги.
– Нет, ты не можешь так со мной поступить, – Михей нагло смеется прямо в трубку, явно ожидая моей реакции.
И дожидается.
– Ты можешь сказать, что тебе нужно? Или будешь дальше ржать, как конь? Ты закупился сам у себя?
– Нет, дорогая. Лучшее отложено для тебя. Я устал звать тебя обратно в тусовку, позвони мне уже сама хоть раз.
– После последнего раза с Иркой я больше не доверяю твоим «надежным друзьям», как и тебе, – припоминаю Михею эксцесс с моей сильно отравившейся привозом его «коллеги» подругой детства.