Миша
…и Андрей редко звонит без повода, поэтому я беру трубку.
– Здорово.
– Ага, – стараюсь не изображать любезность – это помогает ускорять разговоры.
– Ты там как? Все чисто?
– В смысле?
– По жизни.
– Забей. Все, как обычно.
– И то хорошо. Когда был у Дианы?
– Недавно. А ты?
– Понятно.
Не отвечает. И я догадываюсь, почему.
– Надо встретиться. Важно.
– Я завтра работаю. Сегодня встреча. Лучше отложить.
– Угу.
Странно слышать, что человек, который только что предложил тебе важную встречу, сливается при первом же «нет».
– Ты в порядке?
– Да. Работаю.
– Вика звонит?
– Забей. Завтра наберу.
– Давай.
Андрей иногда переживает за мою работу. Вторую. С первой вопросов ни у кого не возникает, но вот тот факт, что я приторговываю, почему-то его напрягает. Я стараюсь не заводить эту тему и всегда давлю на проблемы Андрея с его бывшей, и он сливается. Я не сказал бы, что он слабый человек. Он неплохо держится после вшивания «торпеды» в задницу или чем там его лечили от алкоголизма родители, но есть зависимости, которые выгрызают часть воли из человека, и, несмотря на то, что он остается работящим и сообразительным, чувство пустоты, дыра в душе – все это остается с ним навсегда. Во всяком случае, так мне кажется. Можно назвать это моей теорией. Может быть, когда-то я напишу докторскую на эту тему и стану великим ученым. Вот только сейчас встречусь кое с кем.
Но главная ирония состоит в том, что именно Андрей познакомил меня с Михеем. Моим поставщиком. И явно сделал это не для того, чтобы я с ним пивка попил, а по моей особой просьбе. Лицемерие – один из смертных грехов. Во всяком случае, должно им быть.
– Ты не сказал, сколько.
– Да.
Как же я обожаю эти односложные ответы малолетних идиотов, которые пытаются строить из себя философов и циников. Но с этого спесь слетела с нашей последней встречи, на которой он брал немного легкого кайфа и обещал брать постоянно, если ему понравится. Я не знаю, как его зовут, а он не знает, как зовут меня. Нас свели случайно, и после невнятного звонка на «рабочий» номер – вроде как с целью закупа, – я согласился встретиться с ним на детской площадке, но брать с собой ничего не стал. Одна подстава от такого неопределенного парня – возможно, стукача, – и вся моя жизнь, и без того шаткая и закрепленная по швам соплями средней ценовой категории, – окончательно рухнет.
– Так что тогда тебе нужно? Только думай очень быстро.
– Да, я у тебя брал тут…
– Без прелюдий можно?
– Чего? – он подозрительно смотрит на меня, выискивая в своем толковом словаре загадочное слово «прелюдия». – Ладно, короче.
– Именно – короче.
– Сначала было нормально. Я спать лег, и все.
– Первый раз?
– Ага.
– Ты ж говорил, что постоянно будешь брать.
– Да, но…
– И?
– И со мной что-то не так, – он чешет кучерявую голову, торчащую из-под натянутого капюшона толстовки, трет покрасневшие глаза – явно плакал намедни, – и снова складывает дрожащие руки на груди. – Ни хрена не соображаю, в голове какая-то пустота. Слегка трясет постоянно. И все какое-то нереальное.
– Отпустит.
– Да.. я… мне все так говорили. Но уже сколько дней прошло.
– Ты у меня брал только траву. Чистую. И этим количеством убиться только хомячок мог.
– А «спайсухи» там точно не было? – вскидывает голову в капюшоне так резко, что я рефлекторно дергаю в кармане рукой, в которую, по привычке, вложен «шок».
– Точно.
– Видимо, у меня такая чувствительность.
– Бывает.
– Слушай, я так вообще не могу. На меня родаки косятся. Я иногда в такой тремор вхожу, убегаю, и потом отпустит – и только тогда с людьми могу говорить. Сделай хоть что-нибудь, – с надеждой смотрит мне в лицо.
– Какого хера? – усмехаюсь, глядя в ответ. – Что я могу для тебя сделать? Нарколога во мне увидел?
– Я же не знал, что так будет. Мне так нельзя. Мне скоро на олимпиаду по русскому…
Смотрю на него – на его дрожащие губы, на постоянно дергающуюся левую ногу, на нервно дергающуюся челюсть, – и меня переполняет презрение, потому что я понимаю, как смешно, убого и уродливо он выглядит. Молокосос, начавший торчать вслепую, насмотревшийся в кино на чуваков, которые курят «траву», как обычные сигареты и едва кайфуют с нее.
– Но ты же мне эту херню продал, – он рискует повысить голос и даже слегка привстает.
И вот это уже действительно обнуляет счетчик моего спокойствия.
– Правда? А ты не знал, когда долбил, к чему это приводит? Или интернетом пользоваться не обучен? Ты не знал, что иногда с веществ прет, и это не всегда так хорошо, как хотелось бы?