Ничего не произошло. В моей жизни точно ничего не поменялось от того, что Жора кого-то замочил. Я ведь никого не убивал. Никому не помогал умереть. Я за жизнь, спорт, и все такое.
Может, хватит хотя бы самому себе втирать эту чушь? Можно еще убедить себя, что у тебя есть третья нога или что Елена Малышева исцеляет рак прикосновением своего кандибобера. Ты продажная шкура, и ты отлично это знаешь.
Все. Тихо. Я вижу, что мои огни – пустые огни, за которыми нет никого, кто мне угрожал бы, в отличие от моей же квартиры, – зажглись. Мне кажется, я действительно сильно простыл, и температура достаточно высока, чтобы не отлипать от холодного стекла. Но всему когда-то приходит конец. Это самая страшная мысль, что может быть осознана человеком. Мысль, вокруг которой строится вся жизнь каждого из нас.
Я отталкиваюсь от окна и ложусь на пол посреди кухни. Считать овец точно не поможет. С каждой секундой мне все труднее дышать, и я решаю закурить прямо на полу и нахожу сигарету в кармане, вот только…
Диана
…он выглядит уставшим и он сильно небрит, но он явно радуется, когда я улыбаюсь, и я стараюсь больше улыбаться, хотя у меня от этого иногда сводит лицо. Наверное, выходит уродливо, но он никогда не говорит мне ничего плохого. А раньше иногда говорил. Это меня огорчает, но лучше об этом не думать.
– Скоро праздники, и я смогу быть с тобой каждый день, – он говорит. – Может, мы отпросимся с тобой домой? Я все сделаю для этого.
– Хорошо. Я поговорю с мамой и папой. Я сама больше не хочу быть здесь. Вообще.
– Мне тебя не хватает. Так не хватает, – он напрягает лицо, и я вижу, что ему хочется заплакать.
– Но я же тут. Я с тобой. Вот ты глупый. Самое главное – я сейчас с тобой, а ты – со мной. И все.
– Да? – он смотрит мне в лицо, и я стараюсь заметить каждую мелочь в нем, каждую черту, каждый изъян.
– Конечно.
– Мы всегда будем вместе, – говорит он, держа мою руку, свободную от капельницы.
А в капельнице еще больше половины, и времени у нас мало, и Миша отходит ненадолго, а я закрываю глаза и пытаюсь определиться – все ли в его лице я запомнила верно, и мне нужно свериться, когда он вернется, потому что…
Андрей
…чтобы голос Димы так дрожал. Он называет мне место и просит быть побыстрее.
– А в чем дело?
– Парни нашли Марину. Надо помочь.
– Через десять минут буду.
«Парни нашли» – это явно плохой знак. Я стараюсь не думать об этом м забираю Серегу из его дома, и мы молча едем на место, как молча ехали с Мишей вчера. Только о вчерашнем я даже не хочу вспоминать. Я надеюсь только, что он сам сделает все выводы, только шансов на это мало.
Мы выходим, и нас встречают двое наших общих знакомых и ведут на свалку. Все то худшее, о чем я думал, сейчас должно подтвердиться. Но я боюсь задавать вопросы. Мне одному кажется, что два трупа за два дня – это слишком?
– Ментов еще не вызывали, – бормочет один из встречавших.
Дима молчит. Когда мы приходим на место, я вижу там заплаканную девчонку, лицо которой мне кажется знакомым, и яму, в которой лежит уже начавшее разлагаться тело. Тело Марины – окровавленная короткая куртка, обувь зачем-то снята. Я хватаюсь за голову и стою, глядя на все это, а потом закрываю глаза, надеясь, что все это исчезнет, и мы хотя бы не будем знать ничего точно, как вчера.
– Если б Стас не догадался проверить… – пытается разрядить обстановку один из парней.
– Тихо, – наконец, слышу голос Димы.
Тихий, потерянный. Я открываю глаза и осматриваюсь и не могу понять, на что смотреть можно, а на что нельзя. Вонь от свалки местного значения заполонила мир, но никто, даже девочка – теперь я вспоминаю, что это сестра Марины, – этого не замечает.
– Это все из-за того, что она делала, – качает головой, не переставая всхлипывать, девчонка. – Точно из-за того.
– Чего того? – не понимаю я, как и все вокруг.
– Я сейчас только поняла, – продолжает она. – Она сначала дома этим занималась. Ну, показывала все там свое на камеру, с какими-то игрушками там сиськами крутила…
– Твою мать, – накрываю лицо рукой, стараясь уловить связь.
– Ну-ка, и что? – Дима отводит меня в сторону и наступает на девчонку, заставляя ту в страхе отступить. – Продолжай.
– Она потом стала куда-то всегда уезжать по вечерам, иногда днями. Нигде вроде не работала, а мне говорила, что на все зарабатывает легко и просто, а я дура, и что мне надо молчать, и что…