Отец явно не хотел, чтоб она об этом вспоминала. Но ей, все же, приятно, что она может вписаться в разговор чем-то, что она знает о происходящем, что она среди живых и активных. А что может быть живее женских сплетен, действительно.
– Да, хорошая моя, – отвечает ее мать. – Коленька сильно болеет. Вообще не поднимается. Врачи говорят, это неизлечимо
– Как и у меня, – с искривленной улыбкой добавляет Диана
– Нет, неправда, моя дорогая, у тебя все наладится, – волевым усилием повышает голос мать Дианы и поглядывает на меня.
Что за история о родственниках или знакомых или как их там? К чему она? Какое мне вообще дело до них? Чем я могу им помочь? Мне намекают на то, что я и туда мог бы вкинуть денег по знакомству? Тогда черта с два. Я еще верю в Диану. И полученная только что смска должна мне помочь в этом.
Я выхожу якобы в туалет и мчусь к кабинету П.М., чтобы успеть поговорить с ним тет-а-тет
Когда я захожу в кабинет и с прижимом закрываю за собой дверь, он крутит в руках свои очки и поначалу не обращает на меня особого внимания – до тех пор, пока я не предлагаю рукопожатия.
– Хорошо, что вы подошли пораньше, – одев очки и сцепив пальцы в замок, замечает Петр Маркович.
– У меня с собой немного наличности, так что если нужны какие-то…
– Нет, деньги пока не нужны, – прерывает меня врач.
– Я уже в который раз слышу одно и то же, но хотелось бы конкретики – как и почему, – четко проговаривая каждое слово, требую я.
– Хорошо. Я как раз собирался перейти к ней же, – врач протирает лицо массивной пятерней и продолжает. – И перейду с места в карьер. Реалии таковы, что на сегодняшний день, мы уже не лечим Диану. Ее организм едва воспринимает то скудное питание, которое мы даем обходными путями. Мы просто сдвигаем день «икс», причем с громким скрипом.
Он дает небольшую паузу – мне или себе, – и я решаю воспользоваться ей сам.
– Сколько?
– Этого я точно не могу сказать.
– Почему? – сжимаю в камень кулак правой руки прямо на столе.
– Потому что срок, на который я рассчитывал, уже месяц, как истек, – хладнокровно продолжает П.М. – Я позвонил Вам сегодня не для того, чтобы предложить новое решение. Решений нет давно, и нам всем пора прощаться с иллюзиями, несмотря на все ваши старания. Но вчера мое терпение лопнуло, и я говорю прямо – все кончено, Миша. Я хочу, чтобы Вы об этом поговорили с ее родителями, потому что я с ними это обсуждать уже пытался, но абсолютно безрезультатно. Они фанатично верят в чудо – не удивлюсь, что еще и каким-нибудь целителям по фотографиям платят, – но вы-то человек здравомыслящий и вложивший значительные суммы, да и изучивший вместе со мной вопрос вдоль и поперек. Так ведь?
Молча киваю, конструируя в голове какое-нибудь новое решение. Срочно, срочно что-нибудь придумать. Страх, дрожь, желание рывка.
– Ей, в принципе, уже месяц как надо было лежать в хосписе или дома – при наличии должных условий. Лечение непродуктивно и уже перешло на стадию контрпродуктивности, когда любые препараты будут только быстрее убивать ее. Посмотрите на текущий список препаратов, – он кладет передо мной на стол выписку из истории болезни, но я в нее не заглядываю, – это не лечение, это обезболивание. Хорошее, щепетильное, но обезболивание плюс питание плюс поддержка. Это не требует стационара. Терапии практически не осталось – радиация, химия – все бессильно. У нас нет инструментов для нее на этой стадии.
– Обезболивание? Какого… – я сдавливаю свои виски, закрываю глаза и убираю руки и смотрю прямо в лицо Петру Марковичу. – Так лечите ее хоть чем-то, чем угодно, что может продлить жизнь!
– Вы меня не слышите.
– Слышу.
Я убираю глаза от прямого взгляда доктора. Где-то вдалеке, за тысячи километров отсюда я вижу голубое небо, морские волны, слышу шум прибоя. Она этого уже не увидит.
– Я бы посоветовал нести деньги в фонд Миллионщиковой, если вам очень хочется или еще куда-нибудь по профилю, а лучше – взять хорошие курсы обезболивания и перевезти Диану домой. Я лично не возьму больше ни копейки, это никак не поможет. Она стала настолько хрупкой, что почти нетранспортабельна – кроме как на поездку домой, да и то – с трудом и с медицинским сопровождением. Вы дождались, так я скажу.
– Простите.
– Вам, Миша, нужно именно сейчас надавить на ее родителей. Я сейчас поговорю с ними. Будут слезы, сопли, обвинения и угрозы. А от Вас мне нужен здравый смысл.
– Я все понял.
Продолжать это разговор я смысла не вижу. Не прощаясь в врачом и не видя, куда ступаю, я выхожу из кабинета, нахожу ближайший туалет и споласкиваю лицо холодной водой, а потом закрываюсь в кабинке и кричу, что есть сил, накрыв лицо руками.