Я снимаю платиновый перстень, который когда-то она мне подарила, и кладу его на столик в коридоре. Между мной и Лидией – три шага. Все так просто. Все можно пересчитать и записать, если бы это кого-то волновало. Что она будет делать? Я устало провожу взглядом по ней, и она не может понять – презрительный это взгляд или полный вожделения. Я, кстати, тоже не понимаю.
– Что случилось? – ее голос дрожит.
– Я думаю, что нам нужно закончить.
Она скрещивает руки на груди. Пытается взять паузу. Пытается понять, что происходит. Хмурит брови.
– У тебя кто-то есть?
– Нет. Никого. У меня больше никого нет.
Если бы она знала, как я хочу заплакать от последних слов. И я рад, что она понимает их по-своему.
– В чем дело? Я тебя чем-то обидела?
– Зачем тебе это все?
– Что «это»?
Закипит? Или будет той Лидией, которую я знал все это время? Я никогда не выигрывал в лотерею. И здесь не стал бы делать ставку. Женщины…
– Зачем тебе все, что есть между нами? Что было между нами. Ты когда-нибудь думала об этом?
– Я просто… – она облизывает губы, сглатывает – явно подбирает слова, и это выходит медленно, но я не тороплю. – Я тебя люблю, ты же знаешь.
– А вообще? Для чего? Если бы не я, то кто-то другой, но для чего?
– Я не хочу быть одинокой. Как и все. Я хочу любить. Как и все. В этом что-то не так?
– Так. Прости. Я заигрался.
– Со мной?
– В психоаналитика, – я тоже скрещиваю руки на груди и прислоняю голову к стене, и холод от нее простреливает мне голову насквозь. – Классная машина.
– Она твоя.
– Я не возьму, как и это, – киваю на перстень. – Но если бы мог – то был бы тебе очень благодарен. Ты умеешь радовать. Ты классная.
Холод постукивает в висок. Разница температур. Я чертовски горяч сегодня. Что чувствуют люди, которые выстреливают себе в голову? Как Кобейн, например. А люди, которым пробивают голову насквозь? Может, Лидия захочет убить меня сейчас? А я знаю, что в потайном ящике под кроватью у нее есть «глок». Привычка молодости.
Я отталкиваюсь от стены, и Лидия все еще смотрит на меня, ожидая, что я скажу что-то еще, что-то важное, но ничего больше не осталось. Длинная тирада о том, что все из-за меня, уже не нужна. Лидия совершенно потеряна. Она понимает гораздо больше, чем те, с кем мне по возрастным меркам следовало бы заводить романы.
– Ты же знаешь, что для меня это стоит гораздо дороже, чем для тебя, – хриплым, почти плачущим голосом говорит она. – Что для меня это гораздо ценнее. Я всегда думала, что ты это понимаешь.
– Я понимаю. Понимаю, что мы не чужие люди. Что между нами было что-то важное. Смещенное, но важное.
– Может быть, есть какие-то варианты? Какие-то способы все поменять? Как тебе помочь? – она потирает руки. – Ведь я даже не знаю, что случилось, хотя я вижу, что все не просто так.
Я вижу, что она пытается совершить шаг, хочет подойти ко мне, но не решается. Я не вижу сейчас ее возраста и вещей, которые происходили с ней многие годы – даже до моего рождения. Я вижу просто женщину – уставшую, совершенно растерянную и брошенную тем, в кого она была влюблена. Я видел тех, кто садился с моей помощью на героин. Так почему я должен страдать из-за нее? Я мог бы устроить эту жизнь просто прекрасно, взяв эту «бэху», одев кольцо обратно и снова отжарив Лидию – и у меня на нее точно встанет, потому что фигура и вообще внешность у нее в порядке, – но мне словно прямо в сердце вбили кол – как вампиру, которого решили убить окончательно, – и теперь все те чувства, которые я мог бы испытывать к Лидии и которые она испытывает ко мне, выглядят для меня просто набором единиц и нулей. Просто файл, понемногу теряющий содержимое на старом зацарапанном компакт-диске.
– Я всегда понимал.
– Может быть, есть еще какие-то варианты? – повторяет она.
– Нет. Больше нет. Больше нет вариантов. Прости.
И это правда. Для меня осталась одна прямая линия. Прямая, как пульс Дианы. Все свелось к ней и к этой прямой линии. Я обдумал за эту жизнь так много, но забыл обдумать одно – как жить после Нее. Но Лидию я больше держать на поводке не могу. И сам оставаться с ней тоже.
Я выхожу из дома, и она что-то кричит мне вслед, и это больше похоже на мольбу, но мне надо бежать, иначе…
Лидия
…это чувство перехода из сна в реальность, когда убираю руку от лица.
– … каковы варианты и к чему мне готовиться.
Я не услышала и половины того, что он сказал. Для чего я здесь, в этом ресторане, за этим столом и с этим недочеловеком? Чтобы плюнуть ему в лицо по-настоящему? Чтобы взрезать ему глотку вот этой замечательной вилкой для рыбы? Это было бы неплохим решением. Но, во-первых, если он выживет, он отсудит у меня все и посадит меня, а если не выживет – то все равно посадит меня. Нет уж, ублюдку так просто меня не взять.