– «И за все, что мы делаем, отвечаем тоже вместе».
– Ага. Два-Гада. Но твой папка однозначно будет держать язык за зубами.
– И делать вид, что такой вот лох, просто какую-то запись хранит, но на «ютуб» не выкладывает, потому что аккаунта нет.
– Еще бы. Быть трусом еще менее рентабельно, чем подставиться.
– Какие у тебя мысли на этот счет?
– Я бы не лез в этот муравейник ради мировой справедливости. Мужик сам виноват, не более того. Мое мнение – лично тебе это не принесет никаких дивидендов – ни моральных, ни материальных. Только если шантаж папки путем овладения копией записи, но это крайняя мера. Или я чего-то не знаю?
– Да нет, – вздыхаю и погружаюсь в кожаное кресло, приказывающее мне хоть немного поспать. – Иногда мне кажется, что ты знаешь даже слишком много.
– В обратном случае, мне следовало бы пойти кассиром в «пятерочку».
– Ладно, отбой. Я с тобой свяжусь.
– Пока.
В голове – тотальный, беспросветный бардак. Еще несколько минут назад я решил, что жить стало веселее, но уже сейчас понимаю, что товарищ Сталин имел в виду что-то другое. Теперь мне нужно определиться, насколько глубоко я готов зайти в конфронтации с отцом, но пока что следует понять, сколько у меня контраргументов. Дела папы совсем плохи, и без моей доли в бизнесе он всплывет только если брюхом кверху. Нужда его возникла еще при матери, но она отправила его в пешее эротическое, а сейчас Алекс утверждает, что нам придется сменить стратегию. Это порождает некоторое недоумение, и если я хочу сделать из Ани ручную собачонку – если это вообще чего-то стоит, – то мне нужно как можно быстрее оценивать риски.
С другой стороны, я могу просто ничего не делать, ведь слово, данное какой-то голодранке, не дорого стоит. Вообще, я не уверен, что есть вокруг люди, которые стоят моего слова. Единственное, что меня удерживает от полного разворота на сто восемьдесят, это тот азарт, который ощутил при разговоре с Алексом, когда понял, как связаны мой папа и моя замужняя игрушка.
Словно читая мои мысли об игрушках, на «вайбер» пишет Алена.
«Привет. Не спишь?»
Мое настроение немного выше среднего, и я решаю ответить.
«Привет. Работаю»
«Я тебя отвлекла, кисик?»
Боже мой, как она строит эти несуществующие слова? Впрочем, для любительницы сериала «Недотроги форева» про последних тридцатилетних девственниц в Москве, это адекватный уровень.
«Слегка»
«У меня просто кошмар. Меня обидели»
«Кто?»
«Помнишь этот ресторан, на Фонтанке – траттория или хренория, вроде того?»
«Допустим»
«Эти дряни мне не предложили десерт. Я сидела и ждала полчаса, и ко мне никто не подошел, только тарелки убрали»
Я даже не знаю, что на это ответить. Попытки демонстрировать тонкую душевную организацию и элитарность в исполнении Алены выглядят балетом на льду в исполнении ДЦПшного бегемотика.
«Ну, не ходи к ним больше»
«Нет. С ними надо разобраться»
«В смысле?»
«надо натравить на них какое-нибудь общество»
Она вручную ставит заглавные буквы. Я всегда догадывался. Но теперь знаю. Вспоминается советский анекдот про главное оружие чекиста.
«Не думаю, что это хорошая идея»
«Ты меня любишь? Они меня обидели! Как ты можешь так говорить?»
«Притормози»
В последующих четырех сообщениях я читаю только первые слова. В реальном времени она пытается закатить мне истерику по «вайберу». Показавшееся сначала забавным, сейчас начинает меня расстраивать. Но не сильно.
«Прекрати. Я устал от тебя. Нам нужно подумать, продолжать ли отношения»
Этого достаточно. Я вношу в черные списки все номера и аккаунты Алены и откладываю телефон. Пока хватит игр. Мне нужно прийти в себя и решить, что предпринимать дальше. На почту падает письмо от Алекса, а это значит, что день…
Леша
…и ждет, пока я дочитаю до конца. Мутная крыса он, этот следователь. Но еще хуже адвокат.
– А почему не административное? – решаюсь, наконец, спросить, не поднимая взгляд на следователя. – Мне адвокат говорил, что должно быть административное сначала.
– А где, кстати, Ваш адвокат? – издевательски почесывает нос следователь. – Насколько я знаю, он планировал приехать.
– У него что-то там с машиной. По-моему.