Леша
…и делают вид, что не слышат.
– Мне нужно позвонить, – снова требую у кого-нибудь из них.
Снова тишина.
– Да им по хрен, брат, – звучит чей-то голос сзади.
– Дайте! Мне! Позвонить! – ору я так, что у самого закладывает уши.
Наконец, ко мне подходит один из охранников.
– Я тебе ща позвоню. На сегодня все, – заявляет он.
– Мне нужно еще раз позвонить, че непонятного? – рычу прямо ему в лицо.
– На место! – стучит он дубинкой по решетке, но мне плевать.
– Дай мне позвонить! – я трясу решетку и пытаюсь дотянуться до наглого вертухая.
В ответ он бьет по решетке прямо у меня перед лицом, а его товарищ бормочет что-то про ШИЗО, но я не унимаюсь и начинаю стучать по решетке.
– Дайте мне просто позвонить!
– Все, достал, – заявляет первый вертухай и открывает камеру.
Он наступает на меня с дубинкой, но я выворачиваюсь и наношу ему крепкий удар в челюсть, который относит его на прутья решетки. Поднимается крик, и я пытаюсь вырваться из клетки и ору во весь голос, что мне нужно позвонить, но меня уже держат двое, и в какой-то момент меня бьют по ногам, и я встречаюсь лицом с бетонным полом.
– Десять суток уроду, – визжит получивший от меня в зубы вертухай.
– Мне… надо… – меня прерывает мощная пощечина, и меня уносят прочь, но я продолжаю…
Кирилл
…все, что мне остается – это сообщить Анне об отклонении ходатайства из-за внезапно устроенной драки с охраной. Выяснить, что именно случилось, мне пока не удастся, и это даже несколько успокаивает меня. Вот только приговор Леше теперь будет включать еще и нападение на представителя власти, а это уже может быть не совсем колония. Но с этим я попробую уладить.
Я сижу в машине, смотрю на горящий «check engine» и тереблю мобильник, на который час назад поступил странный звонок. Есть вещи, переступать через которые – равносильно смерти. Вещи, на первый взгляд, безобидные и не столь важные. Знакомый из Перми рассказывал мне на днях про мужика, которого он пытался защищать после подставы с якобы нападением на местных авторитетов с перцовым баллоном. Мужик просто хотел добиться полного пересчета платежей ЖКХ во всем городе, но связался с крутой мафией и получил три с половиной года на зоне и пачку переломов и дыр в мышцах от попаданий из травматов. И я в одном шаге от того, чтобы просто сдать назад. Намеки такого рода не оставляют безразличными никого. Взвесить все pro и contra я уже не успеваю, и звонивший явно об этом знал. Баллончик, кстати, я в машине тоже держу. Но дело не в этом. Кое-кто сказал мне полгода назад, что все из-за того, что я забочусь только о своей шкуре. Что я – лицемер и поддонок, которому просто везет. Я ответил, что это может накормить ее и обеспечить на остаток дней, а она подала на развод. И еще было много таких же глупых разговоров до и после этого, но она заставила меня задуматься, чего стоит все, что я делаю. И сейчас приходит очередной момент для этого. Совесть – ничтожная иллюзия. Но есть нечто другое. Я не знаю, как это называется, но если я смогу довести это дело хотя бы до условки, это существует.
Вот только какой вывод мне придется сделать, если я окажусь на месте парня из Перми? И с кем мне тогда…
Антон
…и даже немного соскучился по ней.
– Я слышал, у тебя проблемы с ребенком?
– Да.
– Я могу помочь?
– В этот раз – нет.
– Не могу или не надо?
– Не можешь.
Вот оно, истинное достоинство нищеты. Докажи мне, что я чего-то не могу, чтобы оправдать все собственные слабости. Я разглядываю Анну урывками, стараясь не увидеть целиком ее лица. Спутанные жирные волосы, черные точки на коже, какие-то покраснения, пробивающиеся из-под халата, мутный взгляд – все еще похлеще, чем было раньше. Тот задор, который был в ее взгляде в нашу последнюю встречу, исчез, и исчез блеск в ее глазах. Я едва узнаю ее.
– Зато я могу кое-что другое. Как ты заметила, я ничего не предпринимал по части твоего мужа.
– Да, тебе не до этого было, я думаю, – несвязно бормочет Аня.
– Я был крепко занят, – киваю. – Но сейчас у меня на руках есть кое-что.
Я достаю мобильник и включаю то самое видео. В процессе просмотра лицо Ани краснеет, и это становится верным знаком того, что попал в точку. Она все еще надеется на то, что вернет свою жизнь. Впрочем, я знаю, что также все уже не будет. Но я хочу хотя бы в перспективе видеть, как эти двое будут тихо ненавидеть друг друга и жить, машинально опекая общего больного ребенка.