– Я бы не хотел оставаться в толпе.
– Никто и не держит. Ты сделал, что мог. Глубже соваться не следовало.
– Мне просто показалось, что так может быть лучше. Что я что-то поменяю, и в ком-то что-то изменится. Мне нравится, когда что-то в людях меняется. Пусть и через силу и боль.
– Через пару лет будешь смеяться над этим, поверь мне. Не думай, что у меня такого не было. Я тоже не всегда был приглаженным и прилизанным адвокатишкой.
– И что?
– А просто в какой-то момент или понимаешь, что большинству людей твоя помощь – возмездная или дармовая, – не нужна, и они спокойно проиграют в этой игре и без твоего «лошадью ходи» и будут жить с этим, принимая поражение, как должное.
– Ну, да.
– И после этого просто переключаешься. У кого-то на это уходит вся жизнь, но на ее закате заниматься мизантропией и нигилизмом – дело крайне неприбыльное, да и смотрят на таких старых маразматиков, как на… – снова что-то рисует в воздухе.
– Старых маразматиков.
– Именно. Feel the difference. И более того – мужик все равно получил бы по полной. Не мытьем, так катаньем, они бы его упаковали. На воле даже быстрее могли бы грохнуть. Можно сказать, в колонии ему сейчас будет спокойнее всего. Отмотать пятерочку в облегченном режиме и выйти – не сложная задача, с учетом состояния нестояния его отношений с женой.
– И найти работу с судимостью, – еле слышно бормочу.
– Не понял.
– Может, перейти в хипстеров? – усмехаюсь и снова ухожу взглядом в грязную лужу города.
– Краткосрочное вложение. Поверь, они скоро рассыплются. Мутируют в смесь хипстеров и яппи, мне кажется. Все разрушается. Даже люди, которые всегда шли рука об руку, в конце концов, приходят к разрыву.
– И мы разрушимся?
– Сначала неплохо бы построиться.
– Может, попробовать еще раз? Может, попробовать стащить ноутбук у моего…. приятеля, чтобы восстановить удаленные данные?
Еще одна смска.
«Ich hatte heute uber dich denken»
Краем рта улыбаюсь этой смске. Отправляю в ответ «Spater, lieb»
– Ты хочешь вписаться в дело из принципа?
– Не знаю. «Stay fair – Take care»
– Чего?
– Так, забей. Не буду я ни во что вписываться. Мне нужно решить что-то с институтом.
– Академка, другого выхода не вижу. Ну, или экзамены заочно, но это потребует не только денег.
– Поможешь устроить? Не хочу там больше появляться. Никогда.
– Попробую.
– А, может, все-таки вскрыть ноут Леры? Как-то поднять прокуратуру – я даже знаю нужного человека…
– Поверь, тебе в это ввязываться сейчас совсем не нужно.
– Сафронов? На нем все завязано?
– Да. И проблема вырастет на несколько голов, – Алекс деликатно отодвигает свою чашку и придвигается ко мне. – Послушай, Лидия желала тебе только добра. Всегда. Кем бы ты ее ни считал, она оставалась твоей матерью, а не просто наркоманкой. Все, что сделано для тебя, имеет цену в ее жизнь. И сейчас тебе нужно держать ухо востро, потому что пол-города хочет закатать в свои чехлы весь местный и региональный бизнес твоего отца по кусочкам, и поверь мне – ты попадешь под раздачу.
– Скажи, что мне сделать, чтобы просто не ввязываться в это. Просто скажи – могу я остаться жить так, как я хочу? Как было раньше. Или мне тоже хана?
– Для начала, завтра нужно прийти и подписать несколько доверенностей и приказов. Дальше будем пилить все разумно, чтобы остаться при своих интересах. Наши правила игры примут, в этом я не сомневаюсь.
– Мы крепко связаны с отцом теперь, да?
– К сожалению, да. Я не верю ему. Но я сделаю все для того, чтобы ты не пострадал.
– Ты любил ее?
– Несомненно. Поверь, она была хорошим человеком. Просто сошла не на той станции как-то раз. И заплутала в незнакомой части города. Но всегда помнила, кто она.
– Она знала Сафронова?
– Сомневаюсь. Но она знала, что Игорь в «нулевых» – из тех, кто не избавляется от врагов дипломатией, а наживает их этим путем. Договаривается с одной пешкой на миллион, чтобы получить врагов на миллиард.
– Я всегда думал о том, кем он был в «девяностые».
– И до чего додумывался?