***
Цель ночной прогулки, трезвый а потому - злой, Адольфиус не понимал. И ладно бы они шли по дороге, в какое ни будь питейное заведение, а то просто, крутились вокруг лагеря, лазая то по кустам, то по камням... Хорошо, что хозяин хоть изредка на плечи брал, иначе лемур, со своими габаритами, совершенно бы вымотался.
Нарезая очередной полуночный круг, индрик, двигавшийся впереди Проша тяжелыми, короткими скачками, напоминая своими "плюхами" раскормленную османскую жабу, неожиданно приземлился на что-то мягкое. И это мягкое, к ужасу обезьяна, зашевелилось!
Индрик решил, что пришел его смертный час.
Вопль, вырвавшийся из груди перепуганного до икоты лемура, разорвал ночную тишину не хуже оглушительного удара набата. После этого крика сразу произошла череда событий: нечто шевелящееся встало на ноги и превратилось в вооруженного дубиной незнакомца; подпрыгнувший от неожиданного крика фамулус не удержал равновесия, приземлился на пятую точку и грязно выругался; толстяк Адольфиус, начавший падать со спины восставшего от земли тела, не придумал ничего лучше, чем вцепиться зубами в первое попавшееся место... место оказалось под шоссами.
Еще один вопль, в этот раз на пару тонов ниже, более похожий на рев раненого медведя, окончательно разрушил ночной покой и переполошил лагерь. По тревоге, первым в ночную тьму ушел капеллан, бросившийся в сторону терпящего бедствие Проныры, успев перед этим уронить зевающего студиозуса на землю. Следом за ним залаяли разбуженные собаки, внося свою лепту в получившийся бардак, затем, выскочили рыцари и братья - доминиканцы, укрытые нерасчехленными щитами, мгновенно заняв круговую оборону вокруг шатров сюзеренов.
Густав, распластавшийся у костра, теперь судорожно пытался отползти в тень, стараясь незаметно убраться из-под прицела возможного стрелка. В это время из фургонов выпрыгнула тройка кутилёров барона, вооруженных луками, растворилась во мраке, на лагерь вновь опустился покой, нарушаемый лишь злобным рычанием мастиффов. Ага... возницы, значит, караулят внутри... Тишина продолжалось менее полуминуты. Затем, со стороны Проша, раздался короткий, резкий вскрик... Йоу! Еще один... на этот раз, от выгребной ямы... Яууу! Еще! Неужели нашего?
- Бамммцц!
В оглоблю повозки, над макушкой алхимика, ударил арбалетный болт. В животе внезапно стало холодно, по коже пробежали липкие мурашки страха. Шлеймниц пригнулся, стараясь вжаться в каменистый грунт, и, совершенно неожиданно, встретился глазами с иномирцем, лежащим под соседней телегой. От нахлынувших чувств у студиозуса даже перехватило дыхание.
"ПОМОГИ!" - молил этот взгляд. - "Помоги, ведь ты же хороший, добрый... а я - хочу жить! Я - очень хочу жить! Понимаешь? Это - не мое, я запутался, я ничего не понимаю... Помоги! Прошу тебя... Помоги!!! Я сделаю все, что скажешь!!! Жить!!!"
Густав, завороженный эмоциями, тяжелыми мускусными волнами исходящими от пленника, забыв о происходящем вокруг, испытывая неожиданное сострадание и жалость, словно увидел в госпитале тяжело больного ребенка, осторожно подался вперед, на помощь. Во взгляде Пришлого появилась радость надежды на спасение, словно повисший над пропастью, неожиданно хватается за руку своего лучшего друга и понимает, что теперь будет все хорошо, он выкарабкается!
В чем он виноват? В том, что случайно попал из другого мира, с Прародины? В том, что и ему Господь предоставил шанс на спасение души? В том, что защищаясь, ранил рыцаря? Но не людям мерить его вину, а Богу! Отнимать жизнь у человека - значит вмешиваться в промысел Господень, ведь даже самые закоснелые грешники имеют право на Его прощение... И доминиканцы обязаны не на костер Чужака возвести, а помочь, направить, дать ему время и силы покаяться, отречься от своих еретических мыслей, получить, наконец, возможность исполнить План Божий!
Невдалеке раздалось очередное "Йооок"...
Шлеймниц остановился и посмотрел в сторону исчезнувших лучников.
Наваждение отпустило, вновь нахлынул страх.
Взгляд Пришлого изменился: в нем появилось непонимание, неуверенность, сменившаяся разочарованием, равнодушием, а затем... презрением?
От маркуэ послышалась короткая команда. Появился фон Граувиц, снаряженный в длинную кольчугу, чудом застегнутый шаллер[86]
и горжет, со щитом, мечом на перевязи и расчехленым дротиком. По его приказу один из рыцарей, похоже, фон Лютт, бросился в сторону походного клозета, на помощь стрелкам. Старший брат - доминиканец - к лошадиному выпасу. Еще один башелье[87]
барона направился к месту, откуда донесся крик Адольфиуса. - Эй, костровой! - окликнул Густава кригмейстер. - Хватит валяться, иди сюда. Шлеймниц с опаской поднялся, отряхнул испачканный подрясник, ноги слегка подрагивали, но он подошел к фон Хильдегарду не выказывая страха. - Хм, - воин окинул фигуру студиозуса с ног до головы. - Боишься? - Алхимик молча кивнул. - Правильно. Но можешь перестать. Теперь стрелять не будут, - и, как бы подтверждая свои слова, опустил щит. - Рассказывай. Что случилось? - у старшего рыцаря имелась привычка не разбрасываться словами, говорил он очень скупо.
- Э... не знаю... сначала закричал наш обезьян, потом - кто-то еще... А потом отец Пауль побежал туда, - студиозус махнул рукой, показывая направление. - Я упал, отполз в сторону... в меня из арбалета стреляли, болт едва в голову не попал! - Густава передернуло от недавно пережитых ощущений.
- Не густо, - констатировал рыцарь.
- Ха! Да они иссрядные хитреццы! - голос барона из-под шлема звучал исковеркано. - Напали не в утреннюю стражу, когда лучших воинов ставят, а пораньше, рассчитывая на олухов - новичков...
В это время подбежал один из кутилёров.
- Господин барон... - слегка задыхаясь, приступил к докладу стрелок. - Нападение отбито... вон там, - указал в сторону отхожего места, - трое сидели... не ожидали, что наш Мирх в темноте, как кошка видит... он одного сразу подстрелил, а они в нас из арбалетов... со взведенными ждали... сволочи... Рагушу ногу прострелили, но мы успели... я и Мирх этому гаду по стреле в пузо вогнали... а третий - побежал, куда-то в сторону болт выпустил... мы стреляли, но... Герр фон Лютт просит разрешения взять собаку, факел и... начать погоню.
В круге костра показались еще пятеро: капеллан, Проныра, несший на руках Адольфиуса, и, третий рыцарь - башелье, фон Ридерхофф, толкавший перед собой свежескрученного пленника.
Фон Граувиц скинул с руки щит, отстегнул забрало.
- Нет. Передай фон Лютту, пусть возвращается. Не хватало еще на засаду напороться... Окажите помощь раненому, возьми с собой пару возниц, принесите ту падаль к фургоном. Только с той стороны положите. Давай, вперед!
Кутилёр согласно кивнул, бросился выполнять распоряжение.
Подошел отец Пауль и его сопровождающие.
Фон Ридерхофф ударил ступней пленника под колено, одновременно толкнув вперед, вынуждая встать на четвереньки. Милитарий озабоченно покрутил головой.
- Ваша милость, похоже, мы сильно ошибались, - он к барону. - Но такой наглости никто не ожидал, их атака вполне могла стать успешной.
- А кто цель? Я? Или Ловец? - тон старшего Граувица стал угрожающим.
- Сейчас узнаем, - пообещал патер. - Но, полагаю, истинная цель, - это он, - кивок в сторону распятого под телегой Пришлого. - Не похож наш новый знакомый на подосланного убийцу. Сколько их было?
- Вместе с твоим - четверо, - подал голос кригмейстер. - Двоих убили, один сбежал. Думаю, к своему лошаднику. Рагуша в ногу ранили.
- Могло быть и хуже, - барон уже справился с завязками и снял шлем. - Если бы не горластый толстяк - обезьян, мы бы сейчас из тебя, Преподобие, арбалетные болты вырезали. И не факт, что из живого.