Патер согласно кивнул.
- Да, сей достойный зверь воистину спас немало жизней. Похоже, на мессе в Рагенсборге, буду благодарить Господа за то, что он скрестил наши пути... Индрик оказался не только хорошим сигнальщиком, но и бесстрашным бойцом, вцепился в задницу этого негодяя не хуже королевского бульдога. Я, когда подоспел, смотрю - наш мерценариус на траве расселся, руками вокруг шарит, очки ищет. Ха! А они на одном ухе повисли, он, со страху и не сообразил. А обезьян с разбойником сражается, даже когда мерзавца оголовьем меча успокоил, то индрик все равно драть продолжал. Еле оторвали.
Едва фон Хаймер закончил рассказ, как со стороны выпаса появился брат - доминиканец.
- Коневоду голову дубиной проломили. Но жив, даже в себя пришел, - без предисловий начал инквизитор. - Надо людей послать, чтобы помогли ему до костра добраться. И при лошадях кого-то оставить.
Барон начал поворачиваться к своему шатру, но увидел высунувшуюся между полами маркуэ смазливую мордашку служанки дочери.
- А ну, брысь! - притопнул на нее ногой, словно на мышь. - Спать всем, кроме возниц! - на всю поляну объявил барон. - Они и Гуго, - ко мне! Все в порядке, все живы!
Через несколько минут, отдав распоряжения мастифообразному управляющему, фон Граувиц, наконец, соизволил обратить внимание на пленника.
- Кто ты? - голосом барона можно было заморозить небольшое озеро.
Понимая, что выкручиваться теперь бесполезно, разбойник решил не упрямиться и до пыток дело не доводить.
- Рушель Олонье, из Перпиньяна, Ваша милость...
Рыцарь сплюнул.
- Катар[88]
. Нечестивый еретик!
- Нет, Ваша милость, я добрый католик... но меня сбили с пути...
- Хватит! - резко одернул Граувиц. - Сколько вас всего? По какой причине напали на меня и моих людей? Отвечай! Ну? Живо!
Пленник упал к ногам барона, пытаясь целовать сапоги:
- Не губите, Ваша милость! Это все они, дувы! Четверо их... было! Не местные... Пришли в деревню Тобельбад, тут недалеко совсем... как раз перед Дождем. Ну... я им в кости проиграл... сказали: "Пойдешь с нами, отработаешь". Они место выброса раньше господина рыцаря нашли... хотели зайти с другой стороны... опоздали... говорят, ночью выкрадем, убивать никого не собирались...
- Заткнись! - оборвал излияния пленника рыцарь. - Шкура... - и пнул по лицу, окончательно повалив на землю. - Связать его! Под вторую телегу, рядом с пришлым ублюдком, - это уже обращаясь к Гуго Майеру.
- Ааа... - только начал кричать бродяга, как его оборвал тяжелый удар сапогом под дых.
- Что скажешь, Пауль? - обратился Граувиц к задумчиво потирающему подбородок капеллану.
- То же, что и раньше... хотел сказать. Дувдеваны... еще одни охотники на Попавших... конкуренты Ловцов и подстилки Джабана. За пфенниг и родного отца на Остров продадут. Видно, крепко на мели, раз напасть решили. А может, просто отчаянные. Думаю, что это не наше дело, Вильгельм. Сдадим Sanctum Officium, как только до Рагенсборга доберемся.
Брат доминиканец, до этого молча стоявший рядом, согласно закивал.
- Да, этих тварей, дувов, хватает. После каждого Дождя - две, а то и три группы наследят. Рыцарь Шлаффен говорил, что каждого шестого пришельца у нас перехватывают. А начнешь искать - сидят себе по деревням, некоторые - почтенные бюргеры, поймают, в подвал посадят и ждут, пока дувы пожалуют, продать им по дешевке ... Ничего, двоих сбежавших найдем. Обязательно. А главное - найдем Посредника. Но головы Гидры по имени "Алчность человеческая", счета не имеют...
Капеллан фыркнул.
- Деликатничайте больше. Тогда экспатрианты и Веру и Власть отнимут. Вон, как в Лифляндии, тридцать лет назад. У нас, в Порубежье, с такими разговор короткий. Петлю на шею - и на солнышке вялиться.
Инквизитор пожал плечами.
- Делаем то, что можем. Остальное - в руках Господа.
Барон махнул рукой.
- Все, не спорьте. Пауль, вон, Рагуша несут, лучше им займись. Выезжаем на рассвете, как только лекаря дождемся, время терять ни к чему.
***
Время много и не потеряли. Утром, почти сразу после секундарии, прискакал полуглайв доминиканцев и привез невыспавшегося инфирмариуса. Врачеватель осмотрел Ловца, затем - кутилёра барона и Эммерика. Нашел состояние удовлетворительным (то есть - в дороге не помрут) и отправил отряд Граувица восвояси, оставшись ждать свой специальный полевой медицинский фургон в лагере фон Шлаффена, решив прооперировать рыцаря здесь, а не в городе.
Повозкой теперь командовал то и дело ругавшийся Ханс, а бывший кучер вторил ему с организованной позади форейторского места лежанки. Трое вновь прибывших доминиканцев, привязав пленных к запасным лошадям, уехали раньше, оставив обоз барона далеко позади. К столице епископства подъехали после девятого часа, едва не переломав колеса на камнях, оставшихся после расчистки оползня. По обычаю барона, остановились в хостилиаре, благо им, не смотря на наступающую в воскресенье Троицу, совершенно бесплатно оказались отведены лучшие места. Капеллан на это сильно смеялся, заявив, что епископ Ваннборден, старый скряга, решил заменить денежное вознаграждение за поимку и бой с деликвентами, обычным обменом по предоставлению услуг.
После комплеты чествовали отличившихся: Адольфиуса, Мирха, споро перебиравшего костылями подстреленного Рагуша, и, третьего кутилёра - Вертера Бонке. Густав, не смотря на веселье товарищей, почти не улыбался. У него из головы не шел взгляд - мольба Пришлого. Мог ли он ему помочь? Нет. А должен ли? Как христианин - да, возможно. Студиозус гнал из головы эти мысли, понимая, что уподобляется еретикам - вальденсам, но они возвращались снова и снова. И внутри точил червь сомнения: а правильно ли все то, что ему ранее говорили? Хорошо, хоть вслух не рассуждал...
В результате, после полуночи, изрядно подгулявшая компания оставила напившегося в дрова алхимика вместе с обезьяном, спать на трактирной лавке, а сами попробовали добраться до Приюта паломников.
Субботнее утро перед Троицей выдалось пасмурным. Рагенсборг проснулся от глухого удара "колокола кары", с башни собора Святого Петра извещавшего жителей о скором начале казни еретиков. Очевидно, дознаватели выяснили все, что хотели и, решили не тянуть, приурочив приговор к празднику. Народ, получив известие, потянулся на Рехтсплац[89]
, боясь опоздать к началу действа, а заодно и показать свою лояльность службе Инквизиции.
Помост для епископа, судейской коллегии и представителей аристократического сословия, выстроенный основательно и со вкусом, пестрел от флагов и вымпелов. Благородные и священники постепенно рассаживались, в соответствии со своим статусом, а когда в ложе появился епископ Ваннборден в сопровождении соседа, пфальцграфа Штраубинг - Баварского, толстенького лысого старичка с красным носом и заткнутыми корпией ушами, то громко ударили литавры и затрубили сурмы[90]
.
А затем на площадь вступили четверо монахов из Эммерамклостер - аббатства, что можно не напрягаясь разглядеть с городских стен, несущие перед собой черно - белую хоругвь инквизиции.
Церемония началась.
Трубы умолкли, раздался тревожный барабанный бой...
Вслед за четверкой фратеров вышли три священника, наряженные в альбу, каппа магну и ст о лу[91]
. Средний держал в руках крест, высотой около двух ярдов, первый и замыкающий - зеленые ветви редкой в этих местах оливы. За ними... босые, наряженные в санбенито и корозу[92]
, со связанными за спиной руками и цепью на шее, концы которой находились в руках парочки дюжих стражников, шествовали дувдеван и Пришлый.
Лицо Олонье казалось мордой чудовища из-за шишек, синяков, ссадин и пеньковой веревки, стягивающей рот. Его длинная узловатая фигура зловещей не выглядела, сломленный пытками и предстоящей ужасной смертью, еретик шел, словно не видя ничего вокруг, равнодушно наступая в редкие лужи, отражающие низкие серые облака.