Иванов Мирон
Индюшка с бриллиантами
Мирон Иванов
Индюшка с бриллиантами
Извечную истину о том, будто индюшкам особенно крупно не везет в предпраздничные дни, могла бы смело опровергнуть великолепная представительница этого племени, приобретенная Стани-миром Симитлийским. Эта крупная и сильная птица, казалось, всю жизнь мечтала о том, чтобы прокатиться на легковом автомобиле и пожить в подвале одного из многоэтажных жилых зданий в микрорайоне "Борово". Оказавшись в теплом подвале, индюшка тут же вскочила на бензобак мопеда, а затем взгромоздилась на бочку с квашеной капустой. Вначале птица вроде бы задумалась о чем-то роковом и неотвратимом, а затем вдруг разразилась длинным монологом, оптимистический настрой которого совершенно не соответствовал ситуации. Это развеселило хозяина. "Новогоднее пиршество должно удасться, - подумал он, - а там, дай бог, наладится дело и со свояченицей Стеллой и Стефаном Хаджиаристотелевым".
Станимир Симитлийский давно намеревался познакомить Стеллу с этим загадочным красавцем, криминалистом на общественных началах. Стефанов Хаджиаристотелев умело сочетал индуктивный метод с дедуктивным, однако официально работать по призванию ему препятствовала небольшая формальность у него не было имени. Его отец - Стефан Аристотелев, наотрез отказался крестить сына в церкви, а Геновева, мать будущего криминалиста, заявила, что, пока жива, не позволит регистрировать ребенка в общине, если того не окунут в купель. Поэтому Стефанов Хаджиаристотелев остался без имени и не мог занимать никакой официальной должности. Впрочем, это не мешало ему с успехом применять оба метода и раскрывать на общественных началах разные преступления.
Вот ради этого-то Стефанова Хаджиаристоте-лева, а главное - ради того, чтобы освободить вторую комнату в квартире путем выдачи замуж свояченицы, Станимир и приволок пресловутую индюшку. В конце концов нельзя же в каждом браке искать одни только чистые помыслы?
Спустя три дня, часам к одиннадцати утра Станимир Симитлийский, прихватив из ванной увесистый налым [Сандалии с одним-двумя ремешками на деревянной подошве.], а из кухни - самый крупный нож, отправился в подвал, намереваясь совершить жертвоприношение. Обычно он сперва оглушал птицу, а затем безболезненно лишал ее жизни. Но Станимир Симитлийский выронил из рук и налым и нож, как только оказался перед дверью своего подвала.
Замок был сорван вместе с кольцами, на которых он висел.
Станимир нажал ручку двери. Дверь была заперта изнутри. Станимир отошел от двери на два шага, пoтом изо всей силы навалился на нее плечом. Дверь не поддалась, заперта была намертво, но, к счастью, поддалась рама, которая рухнула вместе с запертой дверью, и здесь уместно было бы вспомнить поговорку: "И волки сыты, и овцы целы" - если бы Си-митлийский был в состоянии вспоминать о народных поговорках вообще.
Но ему было не до этого.
Потому что под потолком качались трое повешенных.
А от индюшки не было и следа.
Станимир Симитлийский, по профессии сценичный работник, до конца своей жизни не: мог связанно объяснить, каким образом после пережитого кошмара ему удалось подняться в свою квартиру. На все расспросы супруги он отвечал, что совесть у него чиста, что он никого не знает и никогда не замышлял никакого зла. По прошествии известного времени жена его, обеспокоенная, что не сможет своевременно ощипать столь крупную птицу, возвысила голос до предела, но супруг, продолжая в ознобе жаться к плите, бубнил невнятно: "Кисуля, ты ведь меня любишь? Правда же, ты никогда не бросишь меня, что бы ни случилось? Правда?" И шмыгнул носом. У него был насморк.
Вдруг в дверь позвонили. "Иди хотя бы открой!" - воскликнула супруга, но Станимир только еще плотнее прижался к плите, продолжая шмыгать носом, поэтому жене пришлось самой открыть дверь
Стефанову Хаджиаристотелеву, пришедшему спросить, не нужна ли какая помощь. Прирожденный криминалист знал, когда ему появиться. Впрочем, об этом визите они условились еще со вчерашнего дня.
Хозяйка сразу же пожаловалась на своего супруга, не дослушав Стефанова Хаджиаристотелева, которому пришлось оборвать на полуслове заранее приготовленную фразу:
- Если бы я был уверен, что мои слова не прозвучат обидно, я бы с удовольствием предложил свои услуги вместо хозяина, который и так потратил много сил на индюшку, поскольку покупал ее аж в городе Симитли. Если, конечно, вы ничего не имеете против...
Хозяйка подала криминалисту свой фартук, помогла засучить рукава, как вдруг ее супруг с криком: "Ни в коем случае, только не сейчас!" - помчался по лестнице вслед за своим будущим свояком.
Стефанов Хаджиаристотелев остановил его на лестничной площадке и тихо сказал:
- Я все понял. Говорите внятно и спокойно, я слушаю.
Через пять минут "понтиак" Симитлийского мчался по улицам предпраздничного города, проезжая перекрестки на красный, желтый и изредка на зеленый свет. Взволнованный шофер без умолку повторял: "Как вам будет угодно! Как вам будет угодно! Не только в Симитли, на край света готов вас отвезти. Я ни в чем не виноват, спросите кого угодно, я ничего не знаю!"
Сразу же за Владайским перевалом с ними случилось то, чего еще никогда не случалось в детективах - спустило заднее левое колесо. Пока Станимир монтировал запаску, Стефанов Хаджиаристотелев расспросил его о том, сколько весила индюшка, какие у нее особые приметы и так далее, однако Си-митлийский продолжал твердить, что он ничего не знает, ничего не покупал, а в конце опять начал шмыгать носом и всхлипывать. А Стефанов Хаджиаристотелев чистым приятным баритоном затянул арию Надира из оперы французского композитора Жоржа Визе "Искатели жемчуга", что косвенно указывало на то, что он пребывает в состоянии предельной сосредоточенности и вообще держится на чеку. Перед въездом в село Студено с ними произошло нечто, что уже описывалось в одном детективе - во второй раз спустило заднее левое колесо. Пока Станимир снимал колесо и ставил заплатки на этот линялый экземпляр, криминалист подбросил ему: "Теперь нужно ждать новых пробоин в заднем левом протекторе". Предсказание Хаджиаристоте-лева сбылось приблизительно через полчаса: заднее левое колесо трижды выпускало воздух, и когда клеить уже было нечем, Хаджиаристотелев, положив руку на плечо предполагаемого свояка, задушевно спросил: