Встречала зарубежных гостей.
Все совпадения такого характера кажутся мне ужасно досадными. Она считает это телепатией, но манера, с какой она это утверждает, не свидетельствует о глубоком внутреннем убеждении.
Вернувшись домой, Камелия делает мне от четырех до семи замечаний. И все — бытового характера, только чтобы лишний раз упрекнуть меня в том, что я создаю невообразимый беспорядок. Замечания принимаю в гордом молчании. Подобные ей люди мнят себя носителями порядка и гармонии, потому всех вокруг обвиняют в небрежности и неряшливости. Мне хочется как-нибудь деликатно отомстить ей за огорчения. И я выжидаю момент, когда она возьмется вытирать пыль с книжных полок или, скажем, делать маникюр. Тогда я ставлю «Рапсодию в блюзовых тонах» Гершвина. Уже в самом начале пластинки, когда взмывают ввысь звуки кларнета, я блаженно прикрываю веки и расслабляюсь в кресле. Пока звучит мелодия, я слегка раскачиваюсь в такт и краешком глаза наблюдаю за Камелией. Когда пластинка кончится и щелкнет автоматический выключатель, я говорю:
— А ты обратила внимание, насколько по-разному мы воспринимаем одну и ту же мелодию, того же Гершвина? Этот стремительный взлет в начале пронизывает меня током! Чувствую, как дух покидает мое тело и парит в небесной синеве… При каждом синкопе я чувствую, как кровь пульсирует в висках и перехватывает дыхание… Кажется, что подлокотники кресла начинают жечь мне пальцы, во рту пересыхает от жажды. И нет жажды прекраснее, потому что это жажда слияния с мелодией, когда превращаешься в нежный лейтмотив необъятной партитуры бесконечности… А в это время ты остаешься абсолютно равнодушной к музыкальной феерии, преспокойно красишь ногти… Наносишь лак пласт за пластом, и рука даже не дрогнет. Твои музыкальные рецепторы недоразвиты, и ты, пожалуй, в состоянии смолить цыпленка, когда звучит ранний Моцарт!
Мои слова поражают ее точно в сердце. В свое время ее отец продал полтора декара виноградника, чтобы купить ей пианино. На этом пианино сегодня она может сыграть разве что «собачий вальс». А я обладаю врожденным музыкальным слухом… Камелия заглушает мои слова досадным жужжанием фена. Ничего, переживем. Мои барабанные перепонки вынесли вой двух стиральных машин, двух пылесосов и трех миксеров, не то, что какого-то фена!..
Послышался звук открываемой двери, и в передней зажглась лампочка.
Я занял обычное место у телевизора. Приглушил звук, потому что в соседней комнате дети готовят уроки. Вижу лучезарные лица на экране, но не понимаю, что послужило поводом для такого радостного настроения.
В гостиную входит Камелия. Не говоря ни слова, бросает на столик какой-то женский журнал, снимает с рук два кольца, часы, браслет и садится перед трюмо. Сейчас начнет мазать руки одним из многочисленных своих кремов. Но вместо этого она ударяется в плач. Я никогда не слышал, чтобы она так плакала. Нос и щеки у нее покраснели, веки опухли, плечи трясутся от рыданий. Меня охватило легкое беспокойство. Некоторые вдовы на похоронах ведут себя намного сдержаннее.
— Что случилось?
В ответ она заплакала еще горше, не скрывая слез. Из комнаты выбегают дети. Я приказываю им вернуться к себе, и когда дверь за ними закрывается, повторяю свой вопрос. Камелия на миг умолкает, пытается что-го сказать, но вновь принимается рыдать. Исполненный плохих предчувствий, жду, пока она успокоится. Самое главное, что все мы живы-здоровы.
— Скажи, наконец, что случилось?
— Я так разочарована… Чувствую себя обманутой, униженной, оскорбленной.
Слова ее прерываются всхлипываниями. От слез грим размазался, глаза покраснели, волосы растрепались. Что могло случиться? Наверное, снова какая-то неприятность на работе. Оказывается, ее подружки Николина и Татьяна вместо того, чтобы поддержать, сами напали на нее. Вот почему она чувствует себя обманутой, униженной и оскорбленной.
— Ответь же, — прошу тихим голосом. — Я хочу знать.
— Не приставай! — Она немного успокоилась, и лицо ее стало непроницаемым и решительным. — Есть вещи, которыми ни одна женщина не может и не обязана делиться с супругом.
Следовало ожидать и такой реакции. Значит, я не тот человек, с кем непременно нужно делиться. Она сказала мне это прямо. В сущности, что знаем мы друг о друге? Сколько раз за всю совместную жизнь делились тем, что нас волнует? Чью судьбу оплакивали в позднюю пору, чье счастье принесло и нам радость?