— Пачку вафель, — авторитетно произнес не в меру упитанный мужчина, стиль одежды которого было трудно определить.
Послышались голоса, что так нельзя. Всегда есть кому подать голос, когда мы находимся в толпе и не знаем друг друга. Были выделены два наблюдающих за порядком в очереди. Затем было решено раздать номерки. У буфетчицы бумаги не оказалось, поэтому у бригадира поезда взяли пачку старых квитанций и на обратной стороне начали писать номера. Хор голосов у колонки стал на октаву выше, потому что на глазах у стоявших за водой расхищались буфетные богатства. Матери распределяли детей по «горячим точкам»:
— Беги в буфет, возьми пять банок кильки! А ты стой здесь, не вздумай уйти! Товарищи, это мой ребенок, я оставлю его здесь, так что потом не выступайте!
Двое в больничных халатах вышли из своего укрытия, поняв в конце концов, что никто не обращает на них никакого внимания. Больные подошли поближе к толпе и услышали:
— Ты кого поучаешь? Я тебе… Такой-сякой… У меня сто второй номер, а ты откуда взялся…
Дети побежали к своей матери и показали ей что-то зажатое в ладошке:
— Мам, смотри, земляника!
Мать вытащила пакетик «ЮНИСЕФ» и сказала:
— Быстро собирайте на варенье!
Дети промчались мимо двоих больных и разбежались по полянке. Немного погодя за ними последовали и другие с пакетиками и баночками. Хрустели сучья в лесу, был слышен треск ломающихся веток, в небо взвивался дымок. Любители пекли грибы. Время шло, день клонился к вечеру. На пункт С спустилась тяжелая тень горы. Закрылся станционный буфет. В окно можно было разглядеть лишь пустеющие полки. Ни тебе пыльных бутылок с коньяком, ни потрескавшегося мыла, ни консервных банок без этикеток, только в пустых липких ящиках из-под конфет ползают осы.
На поляне жгли костры. Ветерок гонял обрывки газет, а двое в халатах, замерев, следили, как жизнь била ключом в этом позабытом богом местечке. Из приемников неслась народная музыка, слышался стук костяшек — где-то играли в нарды.
— Кто из санитаров дежурит завтра? — спросил один из больных.
— Цеко! — ответил второй.
— Пустит?
— Тихо! Ты же знаешь, дадим монету-пустит…
В этот момент в поезде смолкла духовая музыка, раздался гудок, заглушивший все вокруг. Люди повскакивали, похватали свои подстилки и бросились к поезду. В лесу стоял треск — это неслись к поезду опаздывающие.
В вагонах началась борьба за места — кому сидеть у окна, кому по ходу поезда… Вагон-ресторан тут же наполнился людьми, зажглись лампы, и поезд торжественно тронулся. Немного погодя он уже несся, набрав скорость, снова из пункта А в пункт В.
— В следующий вторник дежурит Милчо, — сказал тот из двоих, что был повыше.
Они смотрели вслед поезду.
— И что из того? — подал голос второй, почесавшись под мышкой.
— Он хороший… Отпустит за леденцами!
— Да-а, — сказал второй, — а если снова поезд остановится?
— Не бойся! — погладил его по голове первый. — У нас только по ошибке останавливаются!
Они пошли через поляну, наступая на жирную бумагу, подталкивая ногами пустые бутылки. Вокруг вился дым угасающих костров, как во время телевизионной программы со звездами эстрады.
Кунчо Грозев. Девственная и первозданная
Перевод Наталии Ерменковой
В субботу мы всем отделом отправились на природу.
Заведующий, как начинающий турист, взял с собой жену, я — терьера Джерри, потому что уж лучше пусть на меня лают, чем ворчат, а остальные взяли корзинки для грибов.
Настроение, разумеется, у всех приподнятое. До чего ж хорошо пообщаться с природой, черт возьми! Да здесь даже неизбежные во внеслужебное время разговоры имеют особую прелесть!
И вот — мы идем вдоль елочек, стройных как…
…Хотя, правда, елочки не так уж стройны, так как половина из них — без верхушек: уже к началу нового года они были лишены этой своей части, но ничего не поделаешь.
Зато до чего чист воздух!
Делаем глубокий вдох.
.. Пахнет жареным.
Ничего, бывает и хуже, к счастью, ветер дует в противоположную от нас сторону, туда, где самосвалы сваливают на дорогу горячий асфальт…
Но вот грибочки!